XXXVII

Валентина гневно тыкала пальчиком в сторону Томаша и вся дрожала от негодования, как жертва на судебном процессе при виде своего мучителя.

— Знаете, — взревела она, — знаете, кто вы такой?! Вы — антихрист!

Историк рассмеялся.

— Кто? Я?

— Да! Антихрист! — Она возвела очи долу, словно требуя срочной связи со Всевышним. — Dio mio, зачем ты послал мне это несносное создание? За что мне такое жестокое испытание? Этот человек… этот еретик… этот дьявол взялся за разрушение всего того, чему меня научили! А теперь вдруг выясняется, что и Христос не был христианином! — Продолжая смотреть вверх, она указала театральным жестом на своего собеседника. — Отче, убери от меня чашу сию!

Несмотря на весь этот мелодраматический антураж, она, похоже, говорила вполне серьезно. Еще не зная, как следовало бы прореагировать на эту репризу, Томаш не удержался от короткого смешка; ему даже показалось, что разумнее всего отнестись к этому протесту с юмором.

— Если хотите, я могу и помолчать.

— Аллилуйя! — возликовала итальянка, вознеся руки к небу. — Аллилуйя! Действительно, будет лучше, — она бросила на него быстрый взгляд, — если вы замолчите! Уф, это уже невозможно слушать!

Арни Гроссман решительно заворочался в своем углу.

— Погодите! Это неправильно! — вмешался он, выступая в роли адвоката, собирающегося обжаловать решение. — Мне все-таки нужно знать, почему сикарии решили вдруг указывать на подделки в Новом Завете. Это может оказаться ключевым пунктом для разоблачения тех, кто стоит за этими убийствами…

Томаш смотрел выжидательно то на одного, то на другого собеседника.

— Ну, так что? Я продолжаю или умолкаю? Решайте!

Валентина вздохнула и обреченно махнула рукой.

— Говорите, что уж…

Историк собрался с мыслями и двинулся по наикратчайшему и лучшему, на его взгляд, пути.

— Итак, хотелось бы, чтобы вы уяснили, что Иисус был стопроцентным иудеем.

— Только в быту! — не удержалась Валентина. — А в этику и теологию он привнес много нового, создав, признаете вы это или нет, основу христианской религии.

— А примеры этого «нового»? Вот скажите, какова центральная идея христовой веры? — пристально посмотрел он на итальянку.

— Возлюби ближнего своего.

Он повернулся к Арни Гроссману.

— А какова основополагающая идея веры иудейской, на чем зиждется ваша религия?

— Несомненно, на Шиме, — тотчас отозвался израильтянин и для примера, прикрыв глаза правой рукой, стал читать молитву, которую он возносил Господу каждую субботу в синагоге или у Стены плача. — «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим и всею душою твоею и всеми силами твоими!»

Пока Гроссман творил молитву, Томаш искал в Библии нужный ему фрагмент.

— Шима появляется во Второзаконии, в стихе 6:4, — уточнил он. — Но сейчас я процитирую вам Евангелие от Марка, 12:28–30: «Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею». О чем же это говорит? — постучал историк указательным пальцем по строкам цитаты. — Что для Иисуса центральной идеей веры является вовсе не любовь к ближнему, а иудейская Шима, любовь к Богу и вера в однобожие.