Отец его не разочаровал.

— Да, это Марс, — сказал он, проследив за взглядом Ранджита. — Вон какой яркий… Сегодня хорошая видимость. — Он посмотрел на сына. — Кстати, о Марсе. Помнишь, кем был Перси Моулсворт? Тот, чью могилу мы с тобой посещали?

Ранджит погрузился в детские воспоминания и с радостью нашел ответ.

— О да. Он был астрономом.

Перси Моулсворт, капитан британской армии, служил в Тринкомали в конце девятнадцатого века.

— Он занимался Марсом, — продолжал Ранджит, радуясь, что зашел разговор на приятную отцу тему. — Вроде доказал что-то очень важное…

— Каналы, — подсказал отец.

— Ну да, каналы! Он доказал, что это на самом деле не искусственные создания развитой марсианской цивилизации, а всего-навсего обман зрения.

Ганеш одобрительно кивнул.

— Он был выдающимся астрономом и бо  льшую часть своих открытий совершил здесь, в Тринко, и…

Ганеш не договорил. Он снова посмотрел сыну в глаза и вздохнул.

— Видишь, Ранджит, чем я занимаюсь? Оттягиваю неизбежное. Я позвал тебя не для того, чтобы потолковать об астрономах. Мы должны обсудить кое-что гораздо более важное для нас. Твои отношения с Гамини Бандарой.

Ну вот. Дошло и до этого.

Ранджит сделал глубокий вдох.

— Отец, ты все не так понял! Мы с Гамини просто играли, баловались. Это ничего не значит.

Как ни странно, отец удивился.

— Ничего не значит? Думаешь, я не знаю о том, как молодежь экспериментирует с разными типами поведения? — Он укоризненно покачал головой и порывисто произнес: — Ранджит, проблема не в экспериментах с сексуальным поведением. Проблема в том, кого ты для этого выбрал. — Голос зазвучал напряженно, слова выходили с трудом. — Не забывай, сынок: ты тамил, а Бандара — сингал.

В первый момент Ранджит не поверил собственным ушам. Как может отец, постоянно внушавший ему, что все люди — братья, говорить такое?

Ганеш Субраманьян был тверд в вере, несмотря на то что этнические бунты, начавшиеся в восьмидесятых, оставили раны, которые могут затянуться лишь через несколько поколений. Близкие родственники Ганеша погибли во время этих волнений. Он и сам не раз побывал на волосок от смерти.

Но это было давно. Ранджит еще не родился на свет, не родилась даже его ныне покойная мать. Уже несколько лет сохраняется перемирие, и им дорожат обе стороны.

Ранджит поднял руку.

— Отец, — умоляюще проговорил он, — пожалуйста, не надо! Это так не похоже на тебя! Гамини не вор и не убийца…

Но Ганеш Субраманьян опять произнес эти ужасные слова:

— Гамини — сингал.

— А как же то, чему ты меня учил? Как насчет стиха из «Пуранануру»?[1] «Для нас все города — один город, все люди — наша родня. Так видели мудрецы в своих видениях».

Он хватался за соломинку. Отца невозможно было разжалобить древнетамильскими стихами. Ганеш не ответил, он только покачал головой. Хотя… Ранджит видел, что отец по-своему страдает.

— Ладно, — с тоской вздохнул Ранджит. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Отец сурово поправил его:

— Я не хочу, Ранджит, я требую. Ты не должен поддерживать близкие отношения с этим сингалом.

— Но почему? Почему я должен с ним порвать именно сейчас?

— Тут у меня нет выбора, — сказал отец.