Изменить размер шрифта - +
То, что можно было сделать в спорте, я сделал, а для себя я его не бросал и не брошу.

Вагин прищурился не без усмешки:

– Подымаете дома гири и бегаете трусцой?

– Смешного здесь мало, – совсем уже нехотя произнес Бурьян, – Я знаю много видов спорта до самбо включительно и всегда могу найти молодежь для работы в спортивных кружках. Где бы я ни работал, везде так было. И всюду находится театр или клуб и желающие работать. Особенно в школах…

– Едва ли у вас теперь найдется для этого время, – сомневаясь, покачал головой областной прокурор.

– Для здорового человека пяти‑шести часов сна совершенно достаточно.

– Бывают и бессонные ночи.

– У неврастеников.

– Я имею в виду профессию. Если вам, скажем, надо приготовить к утру текст обвинительной речи?

– Таких случаев не должно быть. Если знаешь дело, у тебя заранее должны быть все заметки по пунктам обвинения. Лично я никогда не выступаю по бумажке. Речь в суде – это ведь не доклад на собрании.

Однако Вагин продолжал нажимать:

– Бывает и так, что опытный защитник, а у нас оба опытные, вдруг да и подбросит несколько козырей, видоизменяющих картину судебного процесса?

– Согласен, бывает. Но если этих «козырей» нет в следственном деле, суд вернет его на доследование и обвинительную речь придется вообще переделывать.

– Не мне учить вас, как работать и жить, – сдался Вагин.

За открытым окном на улице раздались три автомобильных гудка.

– Это Костров приехал за мной после инспекции. Выйдем вместе. Я вас представлю.

Костров уже ждал у открытой двери машины. В свои шестьдесят он отлично выглядел, и Бурьян сразу оценил это. Высокий, плотный, хорошо скроенный, он в легкой ситцевой косоворотке походил на колхозника, отдыхавшего после работы. У него не было ни лысины, ни седины, последняя только чуть заметно змеилась вдоль пересекавшего голову шрама – пуля или нож? – отчего волосы приходилось старательно и часто зачесывать назад.

– Ну вот и заехал, как обещал, – сказал он засиявшему Вагину. – А это твой сменщик, что ли? – Костров кивнул на стоявшего позади Бурьяна.

Тот представился.

– Армянин или молдаванин?

– Чистейший русак, – улыбнулся Бурьян, – а фамилия, вероятно, от древнего прозвища.

– Хороший юрист, – поспешил заверить Вагин. – Уверен, что не ошиблись в выборе. Советник юстиции, как и я.

– Поживем – увидим, – подумав, сказал Костров и вдруг спросил: – Дело Глебовского сразу в суд передашь?

– Я ничего не делаю сразу, – не торопясь проговорил Бурьян. – Сначала придется Серьезно просмотреть весь следственный материал. Мне кажется, что следствие велось слишком поспешно.

Вагин промолчал, не сказав ничего ни «за», ни «против»: новый, мол, прокурор, это его и забота.

– Уголовный розыск просил ускорить расследование, а следователь был уже тяжело болен. Возраст плюс предынфарктное состояние. – Костров задумался и, помолчав, добавил: – Я давно знаю Глебовского. Вместе воевали, буквально рядом, бок о бок работаем и на гражданке. Может быть, он и виноват, может, он и меня обманывает, и все‑таки я уверен, что тот Глебовский, которого я знаю, сам пришел бы ко мне и положил на стол свой партийный билет. Я виделся с ним в КПЗ, и он мне сказал: «Все материалы следствия не вызывают никаких возражений, но я скажу тебе честно: стрелял не я, а кто – не знаю. Мотив убийства был у меня одного».

Вагин молчал.

 

5

 

– Скольких мы потеряли, капитан, при переходе через болото?

– Не так уж много.

Быстрый переход