Я бросал твои деньги ростовщикам и шулерам, которые надо мной же смеются и меня же презирают. Я поминутно оскорблял твою любящую, ангельскую душу, и ни одной жалобы, ни одного упрека от тебя. И наконец я же убил тебя и не был при твоих последних минутах. Я готов бы отдать свою жизнь, чтобы слышать последние звуки твоего голоса, твой последний прощающий вздох.
Тихо входит Юлия.
Дульчин, Юлия Павловна.
Дульчин. Боже мой! Что это? Юлия! Юлия! Или это обман чувств, милый призрак! Юлия, ты жива?
Юлия тихо подходит к столу и берет портрет.
Но ведь видений не бывает! (С радостью.) Юлия, ты жива, ты сама пришла ко мне! А мне сказали, что ты умерла.
Юлия. Да, это правда: я умерла.
Дульчин (с ужасом). Умерла!…
Юлия. Да, умерла… для вас.
Дульчин. О, если ты жива для других, так жива и для меня. Ты не можешь принадлежать никому, кроме меня; ты слишком много любила меня, такая любовь не проходит скоро, не притворяйся! Твоя бесконечная преданность дала мне несчастное право мучить тебя. Твоя любящая душа все простит… и ты опять будешь любить меня и приносить для меня жертвы.
Юлия. Я принесла последнюю.
Дульчин. Юлия, не обманывай себя и меня! Ну, что такое особенно ужасное я сделал? Все это было и прежде, и все ты мне прощала.
Юлия. Я вам прощаю это, одного я простить не могу.
Дульчин. Чего же, чего же?
Юлия. Вы проиграли деньги.
Дульчин. Да разве это в первый раз? Да и велики ль деньги?
Юлия. Какие б ни были, но они мне стоили слез, стыда и унижения, а вы их бросили.
Дульчин. Во-первых, для женщины слезы стоят недорого, а во-вторых, женщины ничего не жалеют и все переносят для любимого человека.
Юлия. Я не жалела ничего для вас, я вам отдала все, что у меня было; я все переносила для вас; одного я переносить не могу… Вы заставляли меня терпеть стыд и унижение и не оценили этой жертвы. Я рассудила, что лучше мне разлюбить вас, чем сделаться для вас бесстыдной попрошайкой.
Дульчин. Хороша любовь, которая может хладнокровно рассуждать.
Юлия. А эта любовь хороша? (Подает пригласительный билет Лавра Мироныча.)
Дульчин. Это клевета, это интрига против меня. Впрочем, как я глуп, что оправдываюсь перед тобой! Разве перед любовницами оправдываются, разве их уговаривают? Слова только больше сердят их, логика на них не действует; на них действуют ласки, поцелуи, объятия…
Юлия. У меня есть защита.
Дульчин (смеется). Защита? Зачем? Разве я обижать тебя хочу?
Юлия. Ваши ласки хуже обиды для меня.
Дульчин. Защита! Но кто же может, кто осмелится защищать тебя от моих ласк, да еще здесь, в моей квартире? (Хочет обнять Юлию.)
Юлия (громко). Флор Федулыч!
Входят Флор Федулыч, Глафира Фирсовна, Дергачев.
Дульчин, Юлия Павловна, Флор Федулыч, Глафира Фирсовна, Дергачев
Флор Федулыч. Честь имею кланяться, милостивый государь! Извините, что без приглашения. Впрочем, мы люди знакомые. (Юлии.) Что вам угодно, Юлия Павловна?
Юлия. Нам пора домой.
Флор Федулыч (предлагая руку). Пожалуйте-с.
Дульчин. Позвольте, Юлия Павловна, у нас остаются не кончены счеты: я вам должен.
Юлия. Вы мне ничего не должны.
Дульчин. У вас есть мои документы.
Флор Федулыч. Изволите ли видеть-с, я имею согласие Юлии Павловны на вступление со мной в брак; так ваши документы поступают ко мне вместо приданого.
Дульчин (в изумлении). Вместо приданого?!
Флор Федулыч. Так точно-с. Угодно вам будет деньги заплатить, или прикажете представить их ко взысканию? Один Монте-Кристо на днях переезжает в яму-с, так, может быть, и другому Монте-Кристо угодно будет сделать ему компанию? Во всяком случае, прошу вашего извинения. |