Но Сасс-Тисовская промолчала: ювелир не пастор, а мастерская не исповедальня.

– Я согласен… – ювелир потрогал перстень, как бы погладил, бережно и ласково.

– Сколько потребуется на это времени?

– Немного… Совсем немного. Но вам придется довериться и оставить перстень здесь. Дня на два.

Княгиня заколебалась – риск все же был чересчур велик. С сомнением посмотрела на зарешеченное окно, на хлипкую дверь…

– Иначе я просто не смогу добиться абсолютной схожести.

– Нет, – наконец после долгих раздумий отрезала княгиня. – Пшепрашем, нет.

Ювелир развел руками. Княгиня поднялась, взяла перстень. Садомский кинул робкий взгляд на увесистый кошелек с золотыми монетами, который лежал на столе. И решился:

– Ладно. Попробую. Только вам придется еще немного побыть здесь, нужно сделать рисунки, снять размеры, оттиски граней. И сделать фотоснимки. Но для этого мне требуется помощь моего подмастерья, который смыслит в фотоделе.

– Это надежный человек?

– За него я могу поручиться, как за себя.

– Добже. Я обожду.

– Модест! – позвал ювелир, приоткрыв некрашеную дверь.

В личную мастерскую Содомского зашел рыжеволосый низкорослый Модя.

– Приготовь все необходимое для фотографирования мелкого предмета. Жоржу, – ювелир показал пальцем в сторону двери, – скажешь, что сегодня он свободен. Пусть отправляется домой…

Содомский, больше не обращая внимания на княгиню, вроде ее и вовсе не существовало, нервным, порывистым движением развязал галстук-бант, швырнул его на стол, надел фартук, взял перстень и подошел к окну – уже рассвело окончательно, и солнечные лучи рассыпались по морозным узорам на стекле золотыми блестками.

10. УДАЧНЫЙ ДЕНЬ БЕЛЕЙКО

В этот день старшему лейтенанту Белейко явно везло. Едва уехал Дубравин, как позвонил следователь прокуратуры, который вел дело об убийстве Новосад. Он сообщил, что в Кировский РОВД обратились сотрудники скупочного пункта драгметаллов. Вчера вечером, перед самым закрытием пункта, им сдали некоторые вещи, похожие на те, которые значились в полученной из угрозыска описи загадочно исчезнувших драгоценностей Ольховской.

Белейко был скор на решения и легок на ноги: спустя пятнадцать минут после звонка следователя, он уже разговаривал с заведующей скупочного пункта, полной, рыхлой женщиной лет сорока с постоянно прячущимися тазами неопределённого цвета.

– …Посмотрите, здесь все, – она открыла сейф и положила перед старшим лейтенантом две серебряные с позолотой броши, серьги из дутого золота, шесть серебряных рюмочек и четыре кофейные ложечки, тоже из серебра.

Окинув взглядом вещицы, Белейко уже почти не сомневался, что это именно те, которые находились в ларце актрисы.

– Почему сообщили в милицию только сегодня? – с трудом сдерживая раздражение, спросил Белейко. Такой тип женщин ему не нравился, а эта тем более: было в ней что-то скользкое, подхалимистое.

– Понимаете, вчера вечером я задержалась в управлении торговли… – заведующая заискивающе улыбалась. – Принимала вещи моя подчиненная. Она у нас новенькая, работает всего месяц.