— Мы просто должны стать лучше, — натянуто улыбается Олия. — Все мы. Если мы хотим продолжать наше дело, нам следует вести себя соответственно.
— Вас беспокоит, что Новая Республика может пойти по неверному пути? Что все это — протестующие, сироты, парад пленных — предупреждающие звоночки? Сможет ли Новая Республика выжить?
Олия поворачивается к Трейсин и, высоко подняв голову, властным тоном заявляет:
— Это демократия. Да, порой она кажется странной и хаотичной. Мы не знаем точно, как правильно, но должны хотя бы попытаться. Конечно, иногда мы можем и ошибиться. Что касается Империи — демократия никогда их не заботила. Превыше всего они ценили порядок. Им настолько хотелось порядка, что любой, кто хотя бы намекал на иные варианты, объявлялся врагом и оказывался в застенках. Они заглушили голоса других, оставив только свой собственный. Мы не такие. Мы не всегда поступаем правильно и никогда не достигнем идеала. Но мы готовы слушать бесчисленные голоса, кричащие по всей Галактике, и постоянно будем открыты для их требований. Только так может выжить демократия. Только так она может преуспеть. Смотрите.
Она указывает на другую процессию.
Это сенаторы — их сотня, может даже больше. Они представляют системы со всей Галактики — есть даже несколько из Внешнего Кольца. Процессия направляется к старому зданию сената Чандрилы. Вокруг собираются небольшие толпы горожан, которые аплодируют и свистят. Это только начало — скромное новое начало. Но оно положено.
— Вот она, демократия, — улыбается Олия. — Вот она, Новая Республика. А теперь прошу меня извинить, но у нас полно работы. Да пребудет с вами Сила, Трейсин.
— Задайте им жару, Олия, — улыбается в ответ ведущая.
Эпилог
Рей стоит на мостике «Разорителя». У иллюминатора — адмирал флота, который смотрит на сияющую Вульпинову туманность, заложив руки за спину и напевая себе под нос какую-то классическую мелодию времен Старой Республики. Она прислушивается — кажется, это сестина «Ярость императора».
— Сэр, — говорит она.
Он поднимает палец, давая знак молчать, и продолжает напевать, покачивая головой, пока не доходит до небольшого крещендо, затем, не поворачиваясь, опускает палец и отвечает:
— Да, адмирал Слоун?
— Я хотела бы вас кое о чем спросить.
— Со мной вы всегда можете быть откровенны. — Он наконец поворачивается к ней. Взгляд его холоден и критичен, словно у покупателя, выбирающего самые лакомые куски свежей мясной туши. — Слушаю.
— То собрание… на Акиве…
— Ужасная история.
— Все пошло не так, как предполагалось. — Она колеблется. — Хотя теперь я уже не столь уверена. Вы… не планировали все именно таким образом?
— Объясните, — улыбается он.
— Я… подумала, что все случилось слишком быстро. Быстрее, чем должно было. Быстрее, чем предполагало любое развитие событий. И у меня возникла мысль — не оказалось ли среди нас кого-то, кто призвал повстанцев? Я решила проверить и обнаружила… сеанс связи. По зашифрованному каналу, сигнал с этого самого корабля и, похоже, на частоте повстанцев.
— Просветите, зачем бы мне это делать?
Рей снова колеблется.
— Об этом я тоже думала. Возможно… чтобы устранить конкурентов.
— Интересная теория.
— Мне намного интереснее, насколько она верна, адмирал.
Он берет ее руку и крепко сжимает.
— Это было испытание. |