|
– Давай, я твою сумку понесу, – предлагает Каору. – Тяжелая вроде… – Не стоит. – Что у тебя там? – Книги, форма, ну и вообще… – Ты ведь не из дому убежала, правда? – Вот еще, – отвечает Мари. – Ну и слава богу. Парочка шагает дальше. Оставляет позади веселые кварталы, сворачивает в узкий переулок и подымается вверх по склону. Каору торопится. Мари семенит за ней следом Одолев темную пустынную лестницу, они попадают на следующую улочку. Как будто все кварталы в округе связаны между собой исключительно лестницами. У трех-четырех ночных баров вывески еще горят, но вокруг – ни единой живой души. – Вон тот «рабухо», – говорит Каору. – «Рабухо»? – «Лав-отель». Ну, для парочек… Секс-ночлежка, короче говоря. Видишь, неоновые буквы – «Альфавиль»? Нам туда. Услыхав это название, Мари вдруг смотрит Каору в лицо. – «Альфавиль»? – Да ты не бойся, место не стремное. Я там менеджером работаю. – И там же – раненая девушка? Каору на ходу оборачивается: – Ага. Извини, что так запутанно… – А Такахаси тоже здесь? – Не, он не здесь. В соседнем доме, в подвале, репетирует до утра. Во жизнь у студентов! Сплошная лафа… Парочка заходит в гостиницу «Альфавиль». Вестибюль оборудован так, чтобы посетители сами выбирали номер по фотографиям на стене, нажимали его на пульте и автоматически полу-чали ключ. И сразу же на лифте поднимались в комнату. Ни с кем не нужно встречаться взгля-дами и о чем-либо говорить. Два режима оплаты: «за отдых» и «за ночлег». Тускло-голубоватый свет Мари с удивлением озирается, Каору машет рукой консьержке за конторкой в дальнем углу. – Небось, ни разу в таких местах не бывала? – говорит Каору. – Нет… Никогда. – Ну что ж. Какого только бизнеса на свете не встретишь. Они садятся в лифт, поднимаются на четвертый этаж. Проходят по коротенькому узкому коридору и останавливаются перед дверью с номером «404». Каору тихонько стучит, дверь при-открывается. В щель с опаской выглядывает молодая девица с огненно-рыжей шевелюрой. Ху-дая как щепка, бледная как стена. Безразмерная розовая майка, дырявые джинсы. Огромные кольца в ушах. – А, Каору-сан… Ну слава богу! Где же вы ходите, заждались вас уже… – Ну? Как она? – спрашивает Каору. – Пока все так же. – Кровь остановили? – Да вроде. С грехом пополам. Все салфетки на тампоны извели… Каору пропускает Мари в номер, закрывает дверь. Кроме рыжей девицы, в комнате оказы-вается еще одна горничная. Миниатюрная, с черными волосами, собранными на затылке, драит шваброй пол. Каору знакомит девушек. – Это Мари-сан. Ну, которая по-китайски говорит. А это Кашка. Странное имечко, но так уж предки назвали… Давно у нас работает. – Здрасьте! – улыбается Кашка. – Очень приятно, – кивает Мари. – А со шваброй – Букашка. Это уже кличка, правда. Но все ее только так и зовут. – Пардон… Имя пришлось выкинуть на фиг. Так получилось, – говорит Букашка на грубо-ватом кансайском диалекте. Она старше Кашки на несколько лет. – Добрый вечер, – кивает Мари. Окон в номере нет, и атмосфера довольно казенная. Для такой крохотной комнаты и кро-вать, и телевизор кажутся непропорционально большими. В дальнему углу на полу, подтянув колени к горлу, лежит голая девушка. Кутаясь в банное полотенце, она прижимает ладони к лицу и беззвучно плачет. Вокруг разбросаны окровавленные салфетки. Простыни на кровати в бурых пятнах. |
