— Хорошо, хоть нам не придется стоять в пробках, чтобы двигаться в этом направлении, — сказал он.

В машине был включен радиоприемник, но станции одна за другой уходили из эфира. В конце осталась только испаноязычная студия, находившаяся где-то за пределами Вашингтона.

На международном мосту в Ларедо разыгрывалось светопреставление. Люди сражались за то, чтобы въехать в Мексику! В Далласе был сильный снегопад, уместный для более северных штатов, а с берегов Рио-Гранде медленно надвигалась устрашающая полоса плотной облачности.

Она шла на юг восьмидесятикилометровой полосой свирепых штормов с грозами и торнадо, протягивающимися из тяжелого, агрессивного атмосферного образования, как гигантские щупальца злобного чудовища. Гром и молнии с мертвенно-холодным ветром сводили людей с ума.

У моста стояли нескончаемые очереди из машин. Мексика наложила ограничение на въезд транспортных средств, и пограничники не собирались отступать от приказов начальства только из-за того, что гринго терпели неудобства. Мексиканцы тоже их терпели, каждый день пытаясь пересечь границу в другом направлении.

В машинах работало радио, люди стояли возле нагруженных багажников, наблюдая за тем, как в задние окна выглядывают их дети. У многих были коты и собаки, птицы и всевозможное домашнее зверье. Так выглядела эвакуация американцев, нации, которая не знала, что такое бегство и вынужденное переселение. На некоторых машинах можно было увидеть привязанные стулья для бара и дистанционно управляемые модели аэропланов, не говоря уже о телевизорах, игровых приставках и других вещах, которые совершенно бесполезны в условиях жизни беженца. В общей сложности продуктов питания там было не больше, чем спортивного снаряжения.

— Полчаса назад, — вещало радио, — мексиканское правительство объявило о закрытии границ в связи с чрезмерным количеством американских беженцев.

Люди закричали и затрясли кулаками, потом вышли из машин и отправились к границе пешком. Человеческая волна нахлынула на ограждения Рио-Гранде. Самым сильным удалось даже перебросить через них свои пожитки и войти в реку с сильным течением в стремлении перебраться на противоположный берег. Обычно вода в Рио-Гранде была спокойна и даже малоподвижна, но в тот день она поднялась и приобрела пугающе темный оттенок из-за черного горизонта, надвигающегося с севера. Казалось, что она вот-вот выйдет из берегов. Если, конечно, не замерзнет.

В Вашингтоне началась метель, но пока еще было не очень страшно. Просто сильная вьюга. Город продолжал жить, и основные силы национальной гвардии и полиции следили за тем, чтобы на его территории не было мародерства и вандализма. Оказавшись беззащитными перед ледяным дыханием космоса, шестеро постовых расстались с жизнью возле памятника Вашингтону, многие возле Капитолия, других официальных зданий и просто на улицах.

Из всех административных центров лишь Белый дом по-прежнему светился огнями. Внутри там было тепло и так тихо, что в верхних частных апартаментах, казалось, был слышен легкий шорох падающего снега и редкое постанывание ветра.

Президент в одиночестве сидел за своим столом. Он отправил весь персонал на юг. Здание находилось на автономном обеспечении, поэтому большой Овальный кабинет было решено закрыть.

Распахнулась дверь, и в нее быстро вошли вице-премьер и государственный секретарь. Кабинет президента стал государственной штаб-квартирой. Беккер натолкнулся на холодный взгляд. Президент никак не мог отделаться от ощущения, что тот предал его, высмеивая и отвергая теорию Холла. Беккер обязан был предоставить президенту возможность сделать самостоятельный выбор. Как большинство крупных руководителей, Блейк больше всего страдал не из-за своих личных ошибок, а из-за тех, что были сделаны от его имени.