Ева выхватила из кармана рацию и вызвала Бакстера.

Нет, конечно, ему нравилось смотреть на юные девичьи тела в легких летних платьях, но музыка была слишком громкой и надоедливой. От этого у него болела голова. Хуже того, он ощущал себя стариком. Ему хотелось вернуться домой, задрать ноги вверх, выпить пива и посмотреть видео. О боже, когда он успел стать ровесником своего отца?..

Бакстеру хотелось, чтобы дома его ждала женщина. Ничем не похожая на копа – мягкая, уютная, с пышными формами. Но работа оставляла слишком мало свободного времени. Вот что бывает, когда переходишь из уголовки в убойный отдел, оказываешься под Даллас – увы, не в сексуальном смысле, – и позволяешь повесить себе на шею зеленого новичка!

«Впрочем, про Трухарта нельзя сказать ничего плохого», – признал Бакстер, глядя на другой конец стойки. Малыш пил содовую и болтал с симпатичной молоденькой штучкой.

Мальчик был чертовски сообразителен, прыток, как щенок, и работал до тех пор, пока не падал с ног. Кроме того, Трухарт уважал старших, и Бакстеру это очень нравилось. Он таял, когда малыш спрашивал его совета, слушал его рассказы и верил самым невероятным байкам.

«Да, – подумал Бакстер, – я превращаюсь в старика прямо на глазах. Пора заканчивать смену и отправляться домой».

Бакстер оплатил счет, мельком заметив, что бармен уже сменился, и еще раз небрежно обошел зал. В последний раз обвел взглядом лица сидевших за столиками, компьютерных наркоманов и официантов; дождался, когда Трухарт поднял глаза, и постучал по циферблату часов. Это был сигнал, что пора собираться. Трухарт кивнул, поставил на стойку перевернутый стакан, показывая, что с него достаточно, и поднялся.

«Хорошо работать вместе, – подумал Бакстер, выйдя наружу. – Малыш прибавляет не по дням, а по часам». Он посмотрел на небо, покрытое тучами, и поежился. Черт побери, хорошо бы вернуться до того, как начнется гроза.

Бакстер сел в машину и отмахал добрых десять кварталов, когда заквакала его рация.

– Проклятие! Неужели человеку нельзя хоть раз вернуться домой вовремя? – проворчал он и вынул рацию. – Бакстер. Какого черта тебе надо?

– Личность подозреваемого установлена. Джеральд Стивенсон – это Стив Одри, наш гребаный миляга-бармен.

Бакстер быстро посмотрел в зеркало заднего вида, махнул через осевую, но тут же уперся в автобус и целую вереницу такси.

– Я в десяти кварталах к северу. Возвращаюсь. Подозреваемый сдал смену в двадцать один ноль-ноль. Трухарт еще там.

– Я немедленно свяжусь с ним. Оставь рацию включенной. Скорее, Бакстер! Я не хочу, чтобы Трухарт остался с ним один на один. Выезжаю.

Бакстер пытался пробраться между машинами и слышал голос Евы, вызывавшей Трухарта.

Давая девушке по имени Марли номер своего сотового, Трухарт отчаянно покраснел. Он ненавидел румянец, легко заливавший его щеки, и мечтал поскорее избавиться от этой дурацкой привычки.

Копы не краснеют. Даллас не краснела никогда. И Бакстер тоже.

Может быть, от этого можно как-то излечиться?

Смеясь над самим собой, Трухарт вышел из клуба. «Гроза приближается, – подумал он и обрадовался. – На свете нет ничего лучше хорошей грозы!» Он пытался решить, что делать: то ли спуститься в метро и сразу поехать домой, то ли сначала пройти несколько кварталов пешком и подышать воздухом, насыщенным электричеством.

Интересно, когда расследование закончится и он сможет сказать Марли, что работает в полиции, согласится ли она куда-нибудь пойти с ним? Ему хотелось бы отвести ее в какое-нибудь тихое, уютное место. Разве можно как следует узнать человека в клубе, где гремит музыка и все говорят одновременно?

Над головой сверкнула молния, и Трухарт рассудил, что лучше спуститься в метро.