Мужчина . Ладно, давайте подойдем к этому с другой стороны, фрау Маргит. Иные из нас, австрийцев, уже не могут опуститься на уровень наивных людей. Жизнь еще не взглянула на них своими загадочными глазами и не спросила, выиграет ли на этот раз господин Бергер{2} или госпожа… как ее, напомните поскорее ее имя. Специалист, овладевший техникой слалома или входа в крутой поворот, не может отречься от природы, так как хочет именно в ней вершить свои дела. Природа диктует ему свою меру, он не перечит, но и не доверяет ей. Он хочет сам наложить на нее узы своей безмерности.

Женщина . Когда я дожидаюсь лифта, меня занимает один принципиальный вопрос: как можно столько времени уделять мертвым? И при этом напевать исполненные миролюбия мелодии? Это же противоестественно. Не лучше ли просто покориться природе, броситься к ее ногам? А когда она поверит, что мы наконец ей подчинились, и станет искать другое место, куда бы метнуть свои камни, вот тогда мы сможем спокойно сокращать численность ее творений. Хотя бы вот так. Вон они лежат, эти четверо. Каменные козлы вымирают, косули хронически больны, и не хватает сосновых ветвей, чтобы хоть как то укрыть их и другие вымирающие виды. Чтобы потом найти их в другом месте, там, где им уготован лучший прием. Разве не так, господин Палкер?

Кое кто утверждает, что они еще двигались после того, как их убили, эти четверо, прошу вас, поднимитесь на минуту ко мне, господа умершие, чтобы наши зрители увидели, что вы можете двигаться. Я попросил бы вас улечься вон там, снова в виде звезды, чтобы наши зрительницы и зрители составили представление о вас. Лично я не считаю, что вами что то двигало. Сейчас принесу тепловентилятор, так как спортивная слава, если она надолго, вероятно, чуть холодновата. Или я ошибаюсь? Во всяком случае, на снегу мы снова довольно быстро добились признания. На снегу мы пролили столько пота, там наш пастырь Господь, я хочу сказать, человек, который нами правит, чтобы мы смогли наконец преодолеть себя и свои недостатки. У меня возникла идея: давайте попросим оркестр сыграть нам! Для вас играет симфонический оркестр австрийского радио ORF! Тон задаем только мы! (Музыка.)

Мясник  (прикрывая свиные головы вязаньем). Давайте поаплодируем фрау Маргит! Но в одном я с ней не согласен, а именно в том, что она сказала следующее, не знаю, дамы и господа, поддержите ли вы меня. Она, значит, если я правильно понял, сказала: предохраняющие от непогоды саваны приподнимаются во время траурного шествия. Словно для приветствия, просто ужас! Какое мне дело до имени, которое меня носит? Что то горит. Я вам скажу, почему вообще заметил, что где то что то загорелось, так как запаха гари то не почувствовал. Я заметил это по тому, как одна из наших самых прилежных спортсменок – мастер скоростного спуска на лыжах – внезапно, буквально как гром среди ясного неба, врезалась в столб, и ей оторвало голову. Ее имя все еще на слуху, но я никак не могу его вспомнить. На мгновение все мы, миллионы телезрителей, непроизвольно простились с жизнью. Почему это мы стали теперь не подлинными? Почему, например, наша победа в прыжках с трамплина оказалась не совсем настоящей, а только почти? Разве не истинная правда, что Томас Мустер{3} вышел в полуфинал Открытого чемпионата Австралии? Это самая что ни на есть правда! Бог ты мой, правдой эта победа стала вчера! И добился ее Мустер! Мы видим даже отсюда красоту его тела, полного жизненных сил, кто же станет отрицать, что он и все другие спортсмены обладают такой красотой, бог ты мой, в это просто невозможно поверить! Господи, что же Ты снова натворил?

Они пронизывают голубизну дня, наш Герхард Бергер например, это воплощенное трудолюбие равнины. Взять хотя бы нашего Анди, как он взмывает к солнцу, а потом опускается сквозь голубое море воздуха. Под ним золотые ленты рек и улиц. Его выпускают из красивого здания, которое мы построили специально для него. Его спускают, как спускают воду.