Мы – ангелы Господа в совершенно особой, рукотворной версии, и мы, моргая своими голубыми глазами и размахивая голубыми шарфиками, словно резиновыми лентами, по которым снисходим к Марии, Герти и Маргит, чтобы передать им следующее послание: кто сказал, что речь не идет о конфликтах, возникающих при торговле оружием, наркотиками, или о спекуляциях на продаже автомобилей?

Нас таких очень много, желающих сказать это или что либо подобное. Иногда нас даже вынуждают выходить вперед, чтобы еще раз заявить об этом. Бог ты мой, куда вдруг снова пропала камера? Именно в тот момент, когда она нужна, чтобы многократно показать, как отсылалось письмо с предостережением о взрывчатке, она куда то отъехала. Прошу, собирайте старую взрывчатку и складывайте в конверт! Вырученные деньги кому нибудь да пригодятся, тому, кто, возможно, совсем не хочет, чтобы его выручали.

Вот как! Экран снова освещается, словно не произошло ничего особенного. Кто пригрел жизни этих людей на своей груди, как любимого музыканта или актера, а то и просто кошку, а потом небрежно отбросил в сторону?

Очередь, как и прежде, ведет себя сначала нормально, а потом, со второй строки, обрывает фразу, люди все задорнее подпрыгивают.

Может быть допущено только одно предположение: что евреев при Гитлере сжигали в газовых камерах. Те, кто заявляет нечто иное, предстают перед судом по делу «лжи об Аушвице». Поскольку я сразу после войны работал в одном крупном американском информационном агентстве, у меня накопился определенный личный опыт. Когда в некоторых концлагерях были обнаружены приспособления для газификации, существование которых можно было неопровержимо доказать, мировая пресса в обычной журналистской манере стала писать об «умерщвлении газом» еврейских жертв Гитлера.

Каждый из стоящих в очереди актеров получает пакетик с мясом, пакетики частично выглядят весьма странно. Актеры один за другим берут пакетики и завертывают их в вязанье.

Женщина  (не отрываясь от вязанья). Ну, тут уж ничего не поделаешь. Смерть, во всяком случае, это гений, побуждающий к размышлению. Радуйтесь, господин Палкер, что вы уже познали ее в самых разных проявлениях! Во время войны, а потом и в плену, в том и другом случае в практичной двойной упаковке. А потом вы купили себе абонемент, чтобы дешевле было следить за всем, что происходит вокруг. В теннисе, плавании, спортивном ориентировании. Спасибо вам за то, что кое что из этого перепадает и нам! Вы ведь знаете, что каждый поступок несет в себе насилие, за исключением вашего собственного поступка. Потому то и ввозите каждый день в страну питание, мясо с гарниром, салат плюс десерт, будучи уверенным, что свою разницу между ничем не ограниченным вопрошанием и строгой ограниченностью в выслушивании вопросов вы в любой момент можете вернуть нам в качестве ответа. Да, вас, господин Палкер, спрашивают! Спрашивают, чтобы установить соотношение поведения с непостижимой самоочевидностью смерти! Да да, именно поэтому!

Иные тела очень мягкие, они поддаются любому нажиму. Ветви деревьев превращаются в руки. Люди взлетают вверх, чтобы руки ветви их погладили. А потом люди падают наземь и лопаются. Предают безмерность своего бытия, ибо бытие в действительности настолько робко и редкостно, что мы даже Бога раз за разом ищем внутри своего бытия, но, разумеется, никогда не находим. Должно быть, он пребывает еше выше. Как, там его тоже нет? В таком случае немедленно снимите это распятие, раз его там нет. А иначе как разобраться, что к чему? По крайней мере прикрепите к нему табличку с надписью, чтобы знать, кто там распят!

Что? Не хотите? Мне кажется, ваша проблема заключается в следующем: вы каждый раз встречаете там только самого себя. Причем не себя лично, а лишь кивок, намек на себя. Мы, во всяком случае, вам не кивали и советов не давали, господин Палкер, хотя вы, похоже, и верите в это.