* * *

Это я мальчикам рассказал про начало нашего похода в трех словах. На самом деле все было не так гладко. В девяносто четвертом году король Зигмунд Венгерский провозгласил еще один крестовый поход против неверных. Рыцари почти из всех стран Европы два года собирались под его знамена.

Непростое и нелегкое это было дело — собрать христианское войско от Англии до Испании. Сначала, месяца через два-три после объявления о начале похода, в Шильтберге появились вассалы Зигмунда из его собственного чешского королевства и соседнего с ним маркграфства Моравии.

Их было немного, и что было для меня удивительнее всего, в разговорах между собой и даже с нами — посторонними, случайно встреченными людьми — почти все они нисколько не стесняясь поносили своего короля последними словами, высмеивали его и не жалели самых обидных и постыдных прозвищ.

Чехи без особой охоты шли в поход, и это тоже казалось мне странным. Вместе с чехами из того же самого королевства пришли немцы. Их было гораздо больше. Они, напротив, хвалили Зигмунда и было видно, что предстоящий поход их радует.

Я заметил также, что чешские рыцари и немецкие крестоносцы держатся особняком, и хотя в открытую не враждуют друг с другом, но почти во всем выказывают взаимное нерасположение.

Я спросил матушку, справедливы ли мои наблюдения?

И она сказала:

— Я тоже заметила это, Ханс. Однако не могу понять, отчего дворяне из одного и того же государства столь неприязненно относятся друг к другу.

— Как же они будут воевать? Ведь бойцы одной армии должны любить друг друга, как братья! (Рыцарские романы и здесь дали себя знать.)

— Не знаю, — ответила матушка печально. — Мир велик и, как видишь не больно-то хорошо устроен. В нем много злобы и распрей и почти совсем нет любви, добра.

«Так-то оно так, — подумал я, — да все же непонятно, почему это люди, которые идут рядом на войну с общим врагом, сами почти на ножах друг с другом? Хорошо же будет это войско, когда попадет в переделку. А ведь и я пойду с ними. Это ведь и мои будущие товарищи».

И однажды я заприметил среди очередной партии крестоносцев улыбчивого кареглазого паренька — моего сверстника.

Преодолев смущение, я подошел к нему и спросил:

— Откуда идет твой отряд?

— Из Оломоуца, — ответил он.

— Далеко это отсюда?

— Пятьдесят немецких миль.

— Ого! Это подальше Праги, — воскликнул я, одновременно выявляя немалые познания в географии.

— Да, я из Оломоуца на реке Мораве.

«Ага, стало быть он из маркграфства Моравии, — смекнул я. — Кто же он — чех или немец? Говорит-то он по-немецки почти так же, как и я, но кто его знает, может быть, просто долго жил среди немцев, а по крови — чех».

И я спросил:

— А звать тебя как?

— Карл, — ответил он.

«Стало быть — немец», — обрадовался я. Но только эта догадка мелькнула у меня в голове, как вдруг он добавил:

— А на чешский манер ~ Карел.

— Так как же все-таки?

— Да это все равно. Называй, как тебе хочется.

— А дома тебя как называют?

— И так, и этак.

— Почему же? — не унимался я.

— Отец у меня немец, а мать — чешка.