– Она взглянула на часы, висящие на стене редакции. – И я уже примерно пять минут назад перестала быть твоей рабочей тенью.
Она протянула ему руку:
– Спасибо за интересные две недели.
Бен поднялся и сжал ее ладонь:
– Ну… Тогда, наверное, как-нибудь еще увидимся?
Анна улыбнулась, забирая сумочку и пальто:
– Надеюсь.
Она вышла из отдела новостей уверенно, словно оседлав воздушную волну, и поразилась тому, как отличалось это ощущение от той нерешительности, с какой она прибыла сюда две недели назад. Повернувшись в лифте, она заметила, что Бен уже вернулся к работе, а потом суетящиеся сотрудники редакции скрыли его из виду. Дверь лифта медленно задвинулась, завершая странную главу в жизни Анны.
В ту ночь она крепко спала, воспоминания о пережитом дне смешались со сладким запахом шелка с рисунком из мелких роз, и от этого ей было очень легко и спокойно.
Она открыла дверь, чтобы поднять с коврика сложенную газету. Симус, управляющий домом, позволял курьеру доставлять газеты прямо к дверям обитателей Уолтон Тауэр вместо того, чтобы засовывать объемные стопки в почтовые ящики главного холла.
– Меньше всего людям нужны ящики, доверху забитые бумагой, и газеты, которые комкают до полной нечитабельности, – говорил он с густым белфастским акцентом, от которого каждая фраза словно приобретала особую важность. – К тому же парню не помешает размяться. Видела, какой у него живот?
С горячим тостом и чаем Анна устроилась в столовой, чтобы прочитать раздел о путешествиях. Она восхищалась фотографиями архипелага в Индийском океане, когда кто-то постучал в дверь.
Человека, улыбнувшегося ей с порога, Анна была очень рада видеть.
– Джонас! Ты вернулся!
Ее друг похлопал загорелыми руками по своей выцветшей синей футболке, словно убеждаясь в собственном существовании.
– Похоже на то.
– Входи! Чайник только что закипел. Ты уже завтракал? Я могу сделать тосты, если хочешь.
Джонас Раудон с улыбкой наблюдал, как Анна танцует по кухне.
– Что-то я не припомню, чтобы ты раньше была так рада меня видеть.
Анна рассмеялась, но Джонас был прав. Он уезжал заниматься съемками на целый месяц, и ей не хватало его общества. Они дружили уже несколько лет, с того самого дня, как Джонас въехал в свою квартиру и они познакомились в холле, пока грузчики вносили его мебель. У него был твердый йоркширский взгляд и спокойный характер, что для Анны стало глотком свежего воздуха: он, как и она, был чужаком в городе, не имеющим понятия об общепринятых нормах лондонской жизни. На этом они и сошлись, и Анна дорожила дружбой с Джонасом больше, чем какой-либо другой за всю свою жизнь.
Характером он напоминал ее брата Рори. Любовь Джонаса к природе и странное чувство юмора были заразительны, и Анне нравилось проводить с ним время.
Поставив перед ним чашку чая и тарелку с горкой тостов, она подумала о том, сколько всего произошло в ее жизни, пока он отсутствовал. Ей столько нужно было рассказать, но с чего начать?
– Как тебе Испания? – спросила она, радуясь тому, что видит своего симпатичного и поразительно неряшливого друга, удобно раскинувшегося на софе. Было так здорово, что он наконец вернулся.
– Жаркая. Испанская. Паэльи и чоризо я наелся на всю оставшуюся жизнь.
– Я серьезно. Тебе понравилось там работать?
– Ага, понравилось. Работа была сама по себе неплохая. И заплатили хорошо, так что мне некоторое время не придется беспокоиться о выплате ренты. Ребята там были хорошие. Познакомился с одним парнем, который работает в Би-би-си, он обещал замолвить за меня словечко, когда вернется. Так что, кто знает… – Его серые глаза чуть сузились. |