-- Ну так не беда,-- ответила она,-- не богатый варит пиво -- тороватый; дождик вымочит, солнце высушит. Кто принесет тучу, тот принесет
и вёдро. А ему открой, что ответу быть через две недели... тогда и приезжай.
-- Отчего ж не теперь? Паша, Пашута...
Она вырвала руку и легкой козочкой вбежала на свое крыльцо.
Я опьянел, обезумел от восторга. "Вот скрытница, плутовка, как мучит. Да недолго сомневаться, ждать. Будет и на нашей улице праздник". Я
потерял спокойствие, сон. Что ни день с полковыми оказиями и по почте начались пересылки из Гатчины нежных, на цветной раздушенной бумаге,
грамоток. Я исписывал целые страницы, справлялся о ее занятиях, здоровье, ревновал ее. "Верно, другой счастливец нашелся? -- изливал я горе в
письмах.-- Оттого, знать, и медлишь... Много красавцев в Питере. Откройся, скажи, кто тебя пленил?" "Много хороших, да милого нет,--
отшучивалась в ответах Пашута.-- Сватались к девушке тридцать с одним, а быть ей за одним".
Не утерпел я, примчался из Гатчины через неделю. Хотел осыпать Пашу укоризнами, а она ко мне с вопросом:
-- Получил приглашение в Смольный?
-- Какое приглашение?
-- Бал-маскарад у мадам Цинклер. Вчера тебе послано.
-- Ни за что не поеду,-- сказал я.
-- Пустяки, какое детство. Там весело будет, натанцуемся, наговоримся.
Я отступил шаг, выпрямился.
-- Прасковья Львовна,-- сказал я торжественно,-- сегодня я приехал, чтоб с вашего согласия сделать формальное предложение Ольге
Аркадьевне.
-- Ах, нет, нет, не теперь,-- зажала она мне рот,-- после бала -- ну прошу тебя,-- после, чтоб мама не догадалась.
-- Но какая причина? Разве не веришь, не любишь мамашу?
-- Ах, люблю и верю, но лучше молчи теперь, молчи. Там, на вечере, будем свободны, ничем не связаны; понимаешь, воля? -- досыта
нашалимся, набесимся. Ты, смотри, как я писала, достань латы и шлем, с перьями,-- я буду испанской цветочницей... Для всех тайно, и вдруг
после... ах, как весело... мамаша-то удивится... ну, милочка, помолчи теперь. Согласен?
Тихий ангел пролетел между нами. "Ребенок! -- подумал я.-- Страсть к тайне, к секретам. Вешние воды, девичьи сны. Это те же романы,
читанные в сельской тиши".
-- Согласен, но с одним уговором,-- ответил я.
-- С каким?
-- Поедем кататься.
-- Охотно. Мамаша, дайте нам буренького,-- сказала Пашута входящей матери.
Ольга Аркадьевна была с утра что-то не в духе; египетский модный пасьянс ей не удавался. Она крикнула Ермила, велела запрячь нам санки, и
мы помчались.
Никогда не изгладится из моих воспоминаний эта поездка. Мы неслись по Фонтанке.
-- Знаете, mon cousin, чей это дом? -- спросила, оглянувшись за Измайловским мостом, Пашута.
-- Как,-- говорю,-- не знать! Дом графа Платона Зубова.
-- Тут и младший его брат, граф Валерьян, проживает,-- сказала она,-- какой красавец. |