|
.. -- Щеголишка, пустохваст! Где, кстати, его ты видела? -- Показывали намедни в опере... -- Пожалуй,-- заметил я с улыбкой, сам между тем вспыхнув,-- еще, может, чей-нибудь риваль? Ты изменишь... он твой супирант... -- Вот глупости, совсем этот Валерка, сказывают, ребенок, ну, ей-Богу, как девочка -- и щеки с пушком, и в ухе брильянтовая серьга. Ха- ха... Я без смеху на него не могла смотреть. Видел ты его? -- Нет, не видел,-- отвечаю, а кошки под камзолом так и скребут,-- да и не жалею; первый шалбёрник, верхохват. Хороши нравы; недавно, слышно, с гусарской ордой, человек полсотни, с песенниками, барабанами, ложками и трещотками ночью подошел к дому одной молоденькой вдовы и так ее перепугал своей серенадой, что та чуть от страху не умерла... Что им, лишь бы попойки, обиды женщин, кутежи! Полагаю, что, говоря это, я и бледен стал в те минуты. А Паша смеется, тормошит меня за руку. -- Ну какой он тебе соперник,-- ты человек, а то девочка какая-то, херувим из леденчика. Только и сказала; но не раз вспоминал я впоследствии те слова. Миновали мы Аничков двор, увидели Екатерину, с серенькими ливрейными лакеями катившую в возке по Невской перспективе, выехали к Летнему саду. Петровские дубы и липы стояли в морозных блестках. -- И наш дубок когда-нибудь вырастет, будет таким же,-- сказала Пашута, кутая в шубку лицо. -- Велик ли стал? -- спросил я. -- Да виден уж из цветов. Туго тянется он вначале, зато перерастет потом все дерева, всю мелочь. Я обхватил Пашу. Бурый конь, фыркая, вынесся на лед, полетел по широкой Неве. Не за горами был и условленный срок для объяснений с Ольгой Аркадьевной. Жаль мне было думать в заезды мои, что она ничего не знает. Бывало, сидит, мудреный свой пасьянс раскладывает и, глядя на Пашуту, будто думает: "Золото мое, когда же я тебя пристрою и дождусь ли той счастливой поры?" Накануне указанного мне дня был назначен тот именно бал-маскарад у жены эконома Цинклера в Смольном, куда меня так звала Пашута. Подобные вечеринки в самом здании учреждений, носивших смиренный титул монастыря, были в те годы не в диковинку. Составлялись они как бы с доброю целью: дать лучшим питомицам старших курсов в присутствии классных дам провести время и повеселиться не токмо с подругами, но и с родными, знакомыми подруг. Сюда допускались меж тем и кадеты выпускного разряда, а с ними, по протекции, пробирались гвардейцы и иных полков офицеры. Цинклерша, познакомив Пашуту с начальницей Смольного, генеральшей Лафон, добыла разрешение на свой вечер и для меня. Предполагались игры всякого рода, фанты, пение, потом танцы в характерных костюмах с монастырками. Я, разумеется, спроворил себе желаемый наряд в лучшем виде -- достал его, через товарищей, из балетной гардеробной. Все уладив и приспособив, я стал с замиранием сердца ждать субботы, на масленой, когда должен был состояться предположенный бал. И вдруг -- хлоп повестка, явиться к ротному. Я нацепил шпагу, оделся в полную форму и пошел. Встречает с тревожным видом. -- Слышал? -- Нет, ничего не знаю. |
