– В понедельник, с утра пораньше? Ф-фи! Что за манЭры, Григорий?
– Между прочим, адмиральский час был законодательно утвержден еще Петром Первым.
– Вот они, ужасы царизма.
– Подлинный ужас в том, что до получки еще шесть дней, а у меня на кармане мыша на аркане. Вчера последнюю заныканную трешку барабану скормил.
– Сочувствую.
– Считай – растрогал.
– Займи. Только не у меня, естественно.
– Дело в том, о мой отзывчивый друг, что мои персональные лимиты доверия дежурной части исчерпаны еще в позапрошлом месяце. Фирсов на больничном, а Геращенков не даст.
– А Малькова?
– Я тебя умоляю!
– Согласен, это я не подумав шлепнул.
Малькова была майором, женщиной с интересной судьбой и кипучим жизненным опытом. Видала она перевидала таких вот, как мы с Мыколой, легавых каштанок. Она если когда и давала в долг, то исключительно под залог табельного оружия. Потому что получить в нашей дежурке ПМ просто сложно, а не сдать его в дежурку после работы – сложно до чрезвычайности…
– Говорит, разоблачать надо. Беспощадно.
– А-а! Слыхал, в прошлый четверг на запасных путях Витебской-Товарной трое работяг под предводительством путевого обходчика почти сотню литров спирта из цистерны намыли?
– Как это? Дырку прокрутили, что ли?
– Не, там все изящней было. Из нее накануне спирт перекачали, а на донышке какое-то количество осталось. Типа, списываемая утруска. Она же – естественная убыль.
– Так они что, внутрь залезли?
– Внутрь опасно. Пары и все такое. Но мужики нашли выход: сняв с железнодорожника китель, спускали его клифт на веревке, полоскали, поднимали и выжимали во все емкости, что обнаружились в округе.
– Ловко!
– Не то слово! До того как тара исчерпалась, понятное дело, напились. И прямо там, под цистерною, упокоились.
– Насмерть? – ужаснулся Захаров.
– Не насмерть, а, думается, годика на полтора на нос. Каждому.
– За что? Все равно, как ты говоришь, списанное?
– Это когда внутре – списанное. А вот когда снаружи, оно самое и есть.
– Чего?
– Разоблачение. Расхитителей. Учите матчасть, товарищ Захаров…
– Разумеется.
– И в чем же? Поделись мозгом.
– Смысл? – Захаров задумался и изрек парадоксальное: – А дома-то что делать?
– Хм… Глубоко!..
– Не хочу тебя расстраивать, Мыкола, но случаются. Более того, один подобный факт лично мною запланирован на сегодняшний вечер. Кстати, если есть желание, могу предложить поучаствовать.
– Ф-фу, Гриша! Какое поучаствовать? После такого заявления мне стыдно даже просто дышать с тобой одним воздухом… А что за тема?
– Мне нашептали, за где могут храниться вещи с налета на Канонерском.
– Ну-ка, ну-ка… – заинтересовался Захаров.
– Доклад окончен.
В зале раздались жидкие аплодисменты, под которые докладчик возвратился на почетное место в президиум. Из недр которого ему на смену выдвинулся к трибуне (шоб ему досрочно, да на заслуженный!) Демьян Кузьмич.
– О нет! Только не это! – страдальчески закатил глаза Захаров.
Но Кузьмич сегодня оказался на высоте: то ли решил проявить обычно несвойственное поповское милосердие, то ли просто куда-то опаздывал сам, но уложился в каких-то пять минут. |