Но Кузьмич сегодня оказался на высоте: то ли решил проявить обычно несвойственное поповское милосердие, то ли просто куда-то опаздывал сам, но уложился в каких-то пять минут. Те самые, за которые, если верить начинающей хорошенькой артисточке Гурченко, можно сделать очень много.

– …Уверен, критические замечания, которые были высказаны на сегодняшнем заседании, несомненно, обогатят нашу работу. Теперь наша задача состоит в том, чтобы практически воплотить эти идеи.

– Похоже, наши мучения заканчиваются? Мыкола, хочешь, я угадаю, какой будет последняя фраза? Забьемся на кружку пива?

– Ищи дурака! Тут и к бабке ходить не нужно: «Наше дело правое».

– …Нынешний обмен мнениями будет способствовать дальнейшему повышению усилий всех милицейских подразделений в интересах профилактики правонарушений, борьбы с преступностью, а также воспитания личного состава. Наше дело правое, преступный элемент будет разбит!.. На этом рабочее совещание прошу считать закрытым.

– Браво! – машинально и совсем не тихо вырвалось у Захарова.

Звезды в президиуме слаженно поморщились и всмотрелись в зал, пытаясь зафиксировать озорника. Мыкола испуганно вжался в кресло, но тут весь подневольный служивый народец в едином порыве поднялся со своих мест и начал аплодировать. Искренне радуясь, что вся эта бодяга наконец-то закончилась…

– Угадай с трех раз, – помрачнел лицом Захаров.

– Понятно. Глухо.

– Полный… Бетховен. Притом что там, сам понимаешь: райком звонил, обком перезвонил, горком – собирается звонить.

– Как же, как же! Цельный замдиректора Кузнечного рынка. Это тебе не какой-нибудь профессоришка.

– А ты с какой целью интересуешься?

– Да так, возникла тут одна мыслишка.

– Возникла и молчишь? – возмутился Захаров. – Излагай, не томи!

– Да рановато пока. Излагать. Надо бы для начала кое-какие детальки-шестеренки уточнить.

Мыкола, ты часом за расписного с кликухой Барон ничего не?..

– Барон? Нет, не слышал.

– Вот и я почему-то не слышал. А по моим сведениям, вроде как авторитетный товарищ.

– Так добреди до Светки. Пусть она тебе в картотеке поглядит.

– Тоже мысль.

– Только к Светке меньше чем с коробкой грильяжа соваться бесполезно.

– Ишь ты? А на какие, позволь спросить, шиши я ей грильяж покупать стану? Что за жизнь такая пошла: куда ни сунься – без на лапу никуда? Ладно, разберемся. Значит, вечером как договорились?

– Без вопросов. В восемь, у входа в ДК моряков. Возьмем Графиню за вымя.

– К слову, ух и дойки у нее! Прям хоть бросай службу – да в дояры переводись!..

Взмокшая, облаченная в полупрозрачный пеньюар Мадам распласталась поверх простыней, прикрыв глаза в бессильной неге, а рядом, упершись спиной в подушки, расслабленно курил Барон, целомудренно прикрытый одеялом. Излишки столбика пепла он беспечно стряхивал в антикварную фарфоровую чашку.

– …Ах, Юрочка! Какой же ты… у-ууу… Я… я словно заново родилась… Во всем теле такая… такая… легкость необыкновенная…

– Рад, что тебе понравилось.

– Понравилось? Да я буквально на седьмом небе от… от… У меня еще ни с кем и никогда ТАКОГО не было.

– Все когда-нибудь случается в первый раз.

– Да-да! – Мадам прижалась к Барону, желая продлить томную расслабленность тела. – Именно! Я хочу еще! Во второй раз, в третий, десятый!

– Извини, Аллочка, мне, к сожалению, пора.