Игнорируя приветствия коллег, вообще ни на кого не глядя, он добрел до туалета, повернул кран и долго, шумно плескался под умывальником.

Словно бы смывая с себя поведанную Томашевским информацию…

– Вовка! Как пишется «некоммуникабельный»?

– А? Что? – запоздало и непонимающе среагировал на вопрос Кудрявцев.

– Я говорю: коммуникабельный – два «мэ» или одно?

– Два… Да какая, на хрен, разница?

– Большая, – рассудил Хромов, весомо втыкая вторую «мэ». – Знаешь как нас в свое время сельский учитель наставлял? «По грамоте осекся – вот цифирь и не далась…» Да, ты часом не в курсе: где у нас Яровой шлындает?

– Понятия не имею.

– Да что с тобой, Володька, такое творится-то, а? Такое ощущение, словно бы с прошлой недели не с той ноги жить начал? Или все Леночку свою забыть не можешь?

– Да пошел ты!

– Але! Товарищ Кудрявцев! За языком следи! А то ведь я тоже могу. На лубочную прозу перейти!

Глуша зарождающиеся страсти, с противным скрипом приоткрылась дверь, и в кабинет заглянул Иващенко:

– Кудрявцев! Выйди, потолковать нужно. Хромов!

– Я!

– Когда дверные петли смажете? Если самим лень жопу оторвать, напишите заявку коменданту!

– Уже.

– Что?

– Вот, видите, Валентин Сергеевич: сижу – печатаю. Заявку.

– Тьфу! Трепач!..

Наконец решился:

– Долго и обстоятельно я с тобой, Володя, потом говорить стану. А пока ответь мне только на один вопрос: ты что, в самом деле изнасиловал жену инженера Алексеева?

– Я… я… я не насиловал… Елену…

В уголках глаз Валентина Сергеевича вспыхнули крохотные огоньки надежды. Впрочем, как вспыхнули, так и погасли.

Ибо далее последовало вымученное кудрявцевское:

– Я… я люблю ее.

– Что?! Что ты сейчас сказал?

– Я люблю ее.

Иващенко среагировал на подобное заявление мгновенно и сверхэмоционально: сперва побагровел, блеснул исподлобья глазами, а затем с силой, которой от него никак нельзя было ожидать, мощно заслал Володе в челюсть.

Не готовый к такому повороту, Кудрявцев взмахнул руками и без крика, но с грохотом свалился на пол.

– Оппаньки! – обалдело выкатился из кабинета среагировавший на шум Хромов. – А чего это вы тут… э-эээ?..

– Дверь закрой! – рявкнул Иващенко. – С той стороны!

Михалыч счел за благо и в самом деле ретироваться.

Иващенко присел на корточки и отчаянно, с болью зашептал:

– Что ж ты наворотил-то, Володя?! От кого-кого, но от тебя никак не ожидал. Такой вот подлянки. Ладно бы сам себе, ладно мне, но ты же всем парням нашим в тапки нагадил. Они-то почему должны страдать за дурь твою несусветную? За твое в паху шелудение?

– Валентин Сергеевич… дядь Валя… я…

– Головка от буя! Сегодня же, по возвращении Ярового, сдашь ему дела. А пока его нет – сядешь и напишешь подробнейший доклад о своих амурных похождениях. Разрешаю в вольной форме и без физиологических подробностей. А завтра, в 15:00, с докладом и с вещами явишься ко мне в кабинет. Ты все понял?

– Да-да, я понимаю. Я готов уже сегодня.

– К чему ты готов?

– Можете арестовать меня прямо сейчас.

– Тьфу, идиот! – распрямляясь, досадливо сплюнул Иващенко.