– Так точно, – Володя с усилием поднялся на ноги.

– И еще. Памятью твоего покойного отца, а моего лепшего кореша заклинаю: не вздумай застрелиться! Потому как подобная ложка меда в ту бочку дерьма, которую ты нам подогнал, если погоду и сделает, то – штормовую. А у нас сейчас и без того – хренова туча баллов по шкале какого-то… блин, запамятовал… в общем, некоего еврея. Осознал ситуевину?

– Осознал.

– Тогда иди умойся, чтоб народ лишний раз не нервировать. Своим внешним видом.

Кудрявцев послушно поплелся по коридору в направлении уборной, а Иващенко сунул голову в кабинет и скомандовал:

– Хромов!

– Да пишу я коменданту, пишу! – включил дурака Михалыч. – Вот дались вам эти, прости господи, петли!

– Вот-вот, очень верное определение. Петля и есть… Бросай свою писанину и пошли со мной.

– Куда?

– Михалыч! Не доводи до греха!

– Есть не доводить. В смысле – уже бегу…

В пять минут шестого полностью деморализованный и по всем фронтам разбитый Кудрявцев спустился в свой кабинет – за вещами и за «присесть на дорожку» с теперь уже официально бывшими сослуживцами. Однако в опять-таки бывшем своем кабинете застал одного лишь Пашку, который приветствовал его тревожным:

– Вовка! Ну?! Что?! Куда тебя?

– В Боровичи. Поезд в 18:40. Вот зашел за вещами и попрощаться.

– Боровичи – еще не самый паршивый вариант, – поспешил успокоить Яровой. – Хотя… бывал я там единожды. Дыра дырой.

– Если честно, мне уже все равно. Хоть обратно в Мурман, – устало признался Володя. – А Михалыч где? Я думал, мы сейчас на ход ноги раскатаем на троих? – С этими словами он достал из портфеля бутылку коньяка и палку колбасы.

– Ого! КаВэ? Сырокопченость? Уважаю! – восхитился Пашка, но тут же, спохватившись, потускнел: – А Хромов, он того…

– Чего того?

– На задание поехал. Да и не стал бы он сегодня распивать с тобой. Уж больно зол на тебя.

– С каких, извиняюсь, щей?

Яровой ответил не сразу, нехотя:

– Так ведь это ему поручили бабу… «За амбар по росе».

– Какую бабу? По какой росе? Чего ты мелешь?

– Ту самую. Из-за которой тебя в Боровичи, а Михалыча с выкидухой… хм… в парадное на Рубинштейна.

– ЧТО-О?!

– Что слышал. Хорошо, вчера днем меня не было, и у Иващенки иной альтернативы не оставалось, кроме как Хромову поручать. А то пришлось бы на пару спички тянуть. А шансы, сам понимаешь, 50 на 50. Хромов-то ладно, ему уже доводилось. И не раз. А вот на моем персональном счету покамест… тьфу-тьфу… собственноручно заделанных жмуров не значится.

– КОГДА ХРОМОВ ПОЕХАЛ НА ЗАДАНИЕ?

– Часа полтора как… Э-э! Ты чего? Вовка! Ты даже не думай! Слышишь?!

Но Кудрявцев как раз таки думал.

Побросав вещи, он пулей вылетел из кабинета и зарикошетил по коридорам и лестницам управления на выход.

Но, к сожалению, нынешняя работа предусматривала приземленный, а потому куда как более неприятный, грязный вариант. Для реализации которого Хромов нынче переоблачился в костюм «приблатненного ухаря»: однобортный не первой свежести пиджак, заправленные в прохоря брюки, шарф и надвинутая по самые брови кепка-восьмиклинка. Для довершения облика и дополнительной конспирации ради – пошленькие бутафорские усики, непривычно и неприятно щекочущие ноздри.