– Просто кивай, – повторил Артур. – Хороший мальчик. Ты очень хороший мальчик. Вот прекрасно.

В первый момент, увидев, что мистер Питерс ведет себя как ребенок, Артур Дэниел впервые усомнился в том, что поступает правильно. Но такова мудрость “Братства Сильных”, что они предусмотрели и это.

– Чувство вины – это пережиток ваших старых привычек, – сказали ему. – Вам постоянно внушали чувство вины, чтобы вы были таким, как все. Чувство вины – это старинное средство, как заставить людей повиноваться. А мы открыли новый, положительный способ действия.

Но сейчас, сколько бы он ни концентрировал свое внимание на положительной сущности, он не мог полностью избавиться от чувства вины. А впереди было еще пять дней. На третий день запасной лоцман спросил его, почему они не начали сбрасывать ход. На четвертый день он грозно потребовал ответа и заявил, что Артур сумасшедший, раз хочет застрелить его из водяного пистолета. Теперь на руках у Артура было двое взрослых мужчин, причем оба были настолько неразумны, что не умели не мочиться в штаны. В последний день сам капитан понял, что что-то не так и самолично взошел на мостик. Но было уже поздно.

– Что ты наделал? – закричал он. – Как тебе такое взбрело в голову?

Но Артур Дэниел в ответ только улыбнулся. Он уже принял таблетку, которую ему вручил мистер Доломо, самый прекрасный человек на земле. Он вручил ему таблетку лично перед строем Воителей Зора, салютовавших той священной миссии, которую ему предстояло исполнить.

Но в отличие от Артура Дэниела, капитана не волновали взрослые мужчины, у которых штаны плохо пахли, его даже не волновало то, что скоро ему придется волноваться еще и о штанишках Артура Дэниела. У него было судно, направляющееся в Байонн, штат Нью-Джерси, и не было никакой возможности ни остановить его, ни отвернуть в сторону раньше, чем весь город окажется покрытым толстым слоем нефти.

В Вашингтоне президент призвал к себе Смита, чтобы тот присутствовал при телефонном разговоре, и добавил, что старик-азиат пока не нужен.

– У нас эта... эта Беатрис опять на проводе, – сообщил президент. Ладонью он прикрывал трубку.

– Что она говорит?

– Говорит, что мы сами виноваты, – ответил президент и кивком головы показал на другой аппарат. Смит снял трубку.

– Мне не нравится причинять боль невинным людям. Я ничего не имею против американского народа, господин президент. Я сама американка. Но то, что сегодня произойдет в Байонне, Нью-Джерси, целиком и полностью ляжет на вашу совесть.

– А что там произойдет, ваше величество? – спросил президент.

– Это ваша вина – то, что там произойдет. Отзовите законопроект, ограничивающий свободу вероисповедания, пока можно предотвратить новые последствия.

– Если я отзову законопроект, то что именно прекратите вы, ваше величество?

– То, чему суждено случиться, уже не может быть предотвращено. Ни я, ни вы этого не можем сделать. И вот что я вам хочу сказать. Когда вам снова захочется причинить боль прекрасной, очаровательной, добропорядочной женщине, подумайте о Байонне, Нью-Джерси. А сейчас я бы советовала вам эвакуировать всех жителей города.

И трубка замолчала.

– Готовы ли наши советники к тому, чтобы начать вторжение на Харбор-Айленд? – спросил Смит.

– Почти готовы, – сообщил президент. – Нам осталось только снабдить их всех защитными костюмами.