В Овальном кабинете президент отдал Смиту один-единственный приказ:

– Мне нужны оба ваши специалиста. Мне наплевать, как вы их найдете. Найдите, их!

– Наши системы слежения обнаружили их в Ньюарке, сэр. Но теперь я не знаю, где они могут быть. Я полагаю, что они оказались там из-за Римо, но на него нам больше рассчитывать не приходится.

– Почему, черт побери?

– Потому что я не уверен, знает ли он, что по-прежнему работает на нас.

Римо решил, что это здорово, что он наконец-то повстречался со своим видением.

– Я хотел только одного, папочка, – вернуться домой, но я не знал, куда мне податься. А теперь я знаю. Синанджу, правильно?

– Самое совершенное место на земле – родина твоих предков, – заметил Чиун.

Они находились в здании аэропорта, и Чиун просунул свои длинные пальцы с острыми ногтями Римо под рубашку и нажал ему на солнечное сплетение, чуть пониже грудной кости, чтобы восстановить гармонию дыхания, чтобы легкие и поры его кожи работали в унисон и чтобы кровообращение обратило вспять процесс поглощения чужеродных веществ и отторгло их.

Но Чиун не думал об этом в таких выражениях. Он воспринимал человеческое тело как поэму – именно этому он научился у предыдущего Мастера, а тот в свою очередь – у предыдущего, и так до самого начала, когда Мастера Синанджу познали истинную силу человеческого тела и деревня Синанджу стала солнечным истоком всех боевых искусств, которому все прочие лишь подражали на протяжении многих веков.

Римо почувствовал ногти у себя на груди и попытался сосредоточиться, но позвякивание разменных автоматов и запах духов отвлекали его. И только когда он понял, что разменные автоматы находятся на другом конце аэропорта, то осознал, что к нему возвращается слух. Запах духов был еле уловим, а это означало, что к нему возвращается обоняние.

Память, однако, возвращалась небольшими порциями. Он вспомнил, как смотрел на звезду, а потом он понял, что именно в этот момент во Вселенной было принято решение о том, чем ему предстоит стать, и сознание вспомнило об этом, хотя он сам этого и не знал.

Он вспомнил Чиуна. Он вспомнил их совместные занятия. Он вспомнил, как его много раз посещали мысли о смерти. Он вспомнил, как он ненавидел Чиуна и как научился его уважать, а потом узнал его лучше и полюбил, как родного отца, которого никогда не знал.

Он вспомнил Синанджу, грязный маленький городок, родину величайшего в истории человечества Дома Ассасинов. Он вспомнил, как надо дышать. Во рту у него стоял луково-чесночный привкус жидкости, к которой он прикоснулся в Калифорнии. Он вспомнил, как лазил в ванну, чтобы не дать утонуть взрослому мужчине, который вел себя как ребенок. Он вспомнил, как потерял контроль над своей кожей.

Он был не в лучшей своей форме. А случившееся отбросило его еще немного дальше.

Некоторые вещи он до сих пор понимал весьма смутно. Он знал, что Синанджу – это маленький городок или даже деревня, но его родиной он был не сам по себе, а потому что оттуда исходило учение. Он был воспитан в сиротском приюте в Ньюарке. Это он, оказывается, помнил правильно.

– Да, ты – Синанджу, Римо, – сказал Чиун.

Он перестал быть видением. И Римо знал, почему он продолжал его видеть даже тогда, когда забыл все остальное. Он видел его, потому что Чиун находился внутри него самого, как всякий хороший учитель. А Римо считал Чиуна самым величайшим из всех учителей, которых мир когда-либо знал.

– Я вспомнил! Я вовсе не кореец! – воскликнул Римо. Пальцы Чиуна замерли.

– Не заходи так далеко. Ты кореец. Твой отец был корейцем.

– Правда? Я об этом не знал. А ты откуда знаешь?

– Я объясню тебе позже, но ты увидишь хроники Синанджу, наши хроники, и сам поймешь, как ты оказался способным познать так много.