Пока людей будет еще мало, пока будет в них еще страх суда, только что постигшего род человеческий, они будут жить праведно, бояться Бога, уважать истину и справедливость, и быстро размножаться; земля, которую они будут возделывать, даст им обильную жатву хлеба, вина и елея; они часто будут приносить жертвы от своих стад, выбирая лучших тельцов, козлят или ягнят, с щедрым возлиянием вина. В священных торжествах, в невинной радости протекут их дни; долго будут они жить в мире семействами и племенами под отеческою властью, пока не восстанет один человек[183] с гордым, надменным сердцем. Недовольный прекрасным равенством, братским согласием людей, он преступно присвоит себе незаслуженное владычество над своими братьями; он изгонит из мира согласие и закон природы. Он будет ловцом (но не звери, а люди будут его добычей); войной и хитрым обманом покорит он под свое иго тех, кто не захочет подчиниться его тиранской власти: и будет он признан могучим ловцом перед Господом, как бы в насмешку над Небом, или потому, что он требовал себе от Неба второго владычества; от возмущения произойдет его имя, хотя он будет обвинять других в возмущении.

С толпою людей, соединенных с ним одинаковым честолюбием, действующих вместе с ним или под его властью, выйдет он из Эдема на запад, найдет равнину, устье Ада, где из‑под земли будет вознамеряться построить город и башню такую, чтобы вершина ее достигала Неба. Опасаясь, чтобы память о них не исчезла, когда они рассеются по отдаленным чужим странам, они захотят обессмертить свое имя, независимо – будет оно покрыто славою или позором. Но Бог, Который часто будет нисходить к людям и наблюдать за их делами, незримо посещая их жилища, увидит, что они вздумали делать, и сойдет посмотреть их город, прежде чем их башня не заслонит собой небесных башен. В насмешку над ними, Он наведет на их языки такое разноречие, от которого не останется даже следа их родного языка; его заменят дикие звуки непонятных слов. Немедленно между строителями подымется неистовый шум и смятение; все будут кричать, не понимая друг друга; наконец, осипнув, в ярости, каждый считая себя осмеянным, они с бешенством кинутся друг на друга. Много будут смеяться на Небе, когда взглянут вниз на эту суматоху и услышат этот шум и гам; и там осмеянное здание будет оставлено и назовется «Смешением.»

Адам с отеческим гневом восклицает: «О сын, достойный проклятия, ты возмечтал возвыситься над своими братьями, присвоить себе власть, не данную Богом! Он дал нам неограниченное владычество только над животными, рыбами, птицами; этим правом мы пользуемся как Его даром: но Он не сделал человека владыкой над человеком: это право предоставил Он Самому Себе, сотворив человека независимым от всего человеческого. Но гордыня этого самозванца не удовлетворилась захватом власти над человеком; с своей башни он намеревался угрожать Богу, насмехаться! О жалкий человек! Какую пищу достал бы он для пропитания себя и своей безумной ватаги, там, в заоблачной выси? Редкий воздух иссушил бы его грубые внутренности, и он умер бы, если не от голода, то от недостатка воздуха для дыхания.»

Михаил говорит на это: «Ты справедливо негодуешь на этого сына, который внес такие смуты в спокойное состояние человека, стремясь поработить разумную свободу. Но знай, с минуты твоего первого падения истинная свобода погибла: она – неразлучный двойник здравого разума и без него не имеет своего отдельного существования. Когда разум в человеке затмится или человек перестает повиноваться ему, немедленно необузданные желания, бурные страсти отнимают власть разума, и человек, до тех пор свободный, становится рабом.