Срубив на горе высокие дерева, он начал строить корабль громадных размеров; измерил его на локти в длину, ширину и высоту, осмолил кругом и сделал в нем сбоку дверь; потом в изобилии наполнил его всякою пищей, необходимой для людей и животных. Вдруг, о удивительное чудо! Всякого рода животные, птицы, малые насекомые идут парами, входят в ковчег и занимают свои места, как бы по приказанию. Последними вошли сам патриарх с женой, его три сына и их жены. Бог запирает дверь.

Между тем поднялся полуденный ветер и, паря на черных крылах, сгоняет вместе тучи, рассеянные по всему поднебесью; к ним присоединяются с вершин гор туманы, пары, мрачные и влажные. Сгущенные облака стоят неподвижно, подобно темному своду; хлынул ливень и не прекращался, пока земли не стало более видно. Плавучее здание неслось, высоко поднятое водою и, колеблясь, безопасно рассекало волны остроконечным носом; все другие жилища были потоплены, разнесены водами и со всею их пышностью глубоко погребены под ними. Моря покрылись морями, слившись в один безбрежный океан. В дворцах, где недавно царила роскошь, поселились и размножились морские чудовища. Все, что осталось от человеческого рода, недавно столь многочисленного, было заключено в утлой ладье и неслось по волнам.

Велико было твое горе, Адам! Ты видел конец всего своего потомства, конец печальный. О, опустошение! Другой потоп, потоп слез и печали, поглотил тебя самого; ты был погружен в такую же бездну, как твои сыны, пока Ангел тихо не поднял тебя. Ты встал, но все еще был безутешен, подобно отцу, который оплакивает своих детей, одним ударом сраженных на его глазах: едва достало у тебя силы обратить к Ангелу грустные слова: «О зловещие видения! Лучше бы я жил, не ведая будущего; я переносил бы лишь свою долю горя, бремени и без того не легкого! Теперь же все бедствия, предназначенные грядущим векам, сразу обрушиваются на меня: мое предвидение преждевременно рождает их перед моими очами, и мысль о неизбежности зла терзает меня раньше его осуществления! Пусть ни один человек не стремится знать вперед, что готовится в будущем ему или его детям: никакое предвидение не способно отвратить горя, а ожидание будущих бедствий не менее тяжко, чем сама действительность. Но моя забота напрасна: мне некого предохранять! Та горсть людей, избегшая гибели и носящаяся по водяной пустыне, погибнет, наконец, от голода и страха. Когда насилия и войны прекратились на земле, я надеялся, что все опять поправится и мир увенчает счастьем долгие дни рода человеческого. Увы, я обманулся; теперь я вижу: мир растлевает столько же, сколько война опустошает. Отчего это происходит? Открой мне это, о небесный наставник, скажи: неужели вижу я здесь конец человеческого рода?»

Михаил отвечает: «Те люди, которых ты видел торжествующими, упоенными негой и роскошью, суть те же самые, чьи великие подвиги и отменную доблесть созерцал ты раньше. Но они были чужды истинной добродетели. Пролив потоки крови, опустошив землю, покорив народы, они приобретут в мире славу, высокие титулы, богатую добычу, и потом бросятся к удовольствиям, погрязнут в лени, роскоши, сластолюбии, разврате, пока их бесстыдство и гордость, из самой дружбы их, среди мира не породит вражды. Равно и побежденные, подпавшие под иго рабства, с утратой свободы утратят все добродетели и страх Божий; в жестоких бранях, не находя против врага помощи свыше, притворное их благочестие остынет, они будут помышлять лишь о том, чтобы спокойно пользоваться тем, что оставит им победитель, и погрязнут в пороках и роскоши: земля произведет тогда сверх нужд человека для испытания его воздержания. Так выродится, развратится весь род человеческий. Правосудие, умеренность, истина, вера, все будет забыто! В этот век мрака один человек, один сын света сохранит добродетель, невзирая ни на дурные примеры, ни на обольщения порока, ни на обычаи развращенного мира; не страшась ни злобы, ни презрения, ни силы, станет он обличать людей в их беззакониях; он откроет им пути правые, ведущие к миру и счастью, возвестит за их нераскаяние гнев Божий.