Эта счастливая встреча, этот радостный союз любви[179] и не пропавшей даром юности, восхитительный вид цветов, венков, чарующие звуки музыки и песен привлекают сердце Адама; он скоро склоняется к наслаждению, чувству, вложенному в него самою природой, и так выражает свой восторг: «О ты, открывший мои очи, благословенный Ангел, это видение отраднее, оно предвещает больше надежд на мирные дни, чем два предыдущих: там представлялась ненависть, смерть или страдания еще ужаснейшие; здесь же видится торжество Природы, достигшей всех своих целей.»

Михаил возражает: «Не суди о совершенстве вещей по удовольствию, хотя оно и кажется согласным с природою. Ты, носящий святой и чистый образ Божества, создан для высшей цели. Те шатры, так пленившие тебя, – шатры беззакония; в них будет жить племя того, который убил своего брата. Они кажутся ревностны к искусству, служащим для изящества жизни. Удивительные изобретатели, они забыли своего Творца, хотя Его Дух научил их[180]; они не признают ни одного из Его благодеяний. Однако, от них произойдет племя удивительной красоты: но все они прелестные женщины, виденные тобою и казавшиеся тебе богинями, обольстительные, веселые, нежные, лишены всех добродетелей, в которых заключается семейная честь и главная слава женщины. Воспитанные для одних чувственных наслаждений, они умеют только петь, плясать, наряжаться, болтать языком, вертеть глазами. Те благочестивые мужи, святостию жизни заслужившие имя сынов Божиих, позорно пожертвуют своею честью, своею славой за улыбки и ласки этих обольстительных, безбожных жен. Теперь они утопают в радостях, но скоро будут утопать в глубокой бездне; они смеются, но скоро на этот смех мир прольет целый океан слез.»

Адам (лишенный кратковременной радости) восклицает: «О горе, о стыд этим людям! Как могли они, начавшие свой жизненный путь с такою честью, вдруг уклониться в сторону, вступить на неправые стези, ослабеть на полпути! Но везде я вижу один и тот же источник всех человеческих зол – женщины!»

«От слабости Мужчины происходят они, – возразил Ангел. – Человек должен уметь сохранять то высокое положение, какое дает ему его мудрость и высшие дары. Но будь готов к другому видению.»

Он смотрит, и перед ним расстилается пространная область; на ней были села и между ними засеянные поля, многолюдные города с высокими воротами и башнями, а также толпы вооруженных людей: свирепые лица грозят бранью; это исполины гигантской силы, дерзкой отваги. Одни потрясают оружием, другие скачут на рьяных конях. Всадники и пешие воины, в одиночку или в боевом строю, не стоят праздно. Там отряд избранных ратников гонит стадо прекрасных быков и коров, похищенных с тучных пастбищ; стада волнистых овец и блеющих ягнят увеличивают добычу по их пути через равнину. Пастухи бегут, едва спасая жизнь, и зовут на помощь. Возгорается кровавая сеча: бойцы с яростью наступают друг на друга; там, где недавно паслись стада, окровавленные и опустошенные поля усеяны теперь трупами и оружием. Другая часть воинов обложила стены сильного города. Воздвигнув бойницы, подкопы, они идут уже на приступ; осажденные защищаются, бросая со стен копья, дротики, камни, горящую смолу: с обеих сторон резня. В другом месте герольды, с жезлом в руках, сзывают совет у городских ворот. Немедленно собираются важные старцы, убеленные сединами, и смешиваются с воинами; слышатся речи ораторов, но вдруг их прерывают мятежные крики. Наконец, встает человек средних лет, с важною осанкою; он долго говорит о правде и беззаконии, о справедливости, о служении Богу, об истине, мире и вышнем суде. Старцы и юноши издеваются над ним[181] и готовы поднять на него буйные руки, но снисшедшее вдруг облако скрывает его и уносит из бунтующей толпы.