— Кроме ваших бредней! Куда, собственно, вы движетесь — вперед или назад?
— Мы топчемся! — почему-то ухмыльнулась Лола.
— И если я не ошибаюсь, знаменитый Кутюрье Смерти также был дружен с Бланом? — продолжил Мерье с настырностью карманника, нацелившегося на сумку попавшей в поле его зрения бабульки.
Жан-Жан смешался. Что верно, то верно. Подобно громоотводу, Блан действительно притягивал к себе всех чокнутых. Может быть, его куда-нибудь севернее отослать, поближе к криминогенному Лиону?
— Кутюрье Смерти ни с кем не дружил! — проскрежетала Лола не своим голосом.
Все с удивлением воззрились на нее.
— Как, кстати, ваш нос, малышка? — спросил Жан-Жан.
Да уж получше, чем яйца твои висячие.
— Хорошо, спасибо. А почему, собственно, Блан не может быть замешан во всех этих преступле ниях?
— Ну как сказать… Тут ведь… гм… ну вы ж его знаете — Блана-то… Это ж вам не каннибал какой озверевший, а?
— Тэд Банди тоже не был похож на убийцу. И тем не менее он преспокойно зубами вырывал соски у своих жертв, насилуя их лаковым баллончиком.
Жан-Жан нахмурил свои патрицианские брови:
— Так-то оно так, но… чтобы Марсель уподобился Банди! Что-то не верится. Потом, не забывайте, что психа Кутюрье остановил именно он. Лола! Вы что, с ума сошли? Чай же прольете!
Гораздо убедительней выглядит теория с громоотводом. Во всяком случае, с серийными катастрофами это точно как-то контачит.
Тут дверь распахнулась, и все повскакали с мест: облаченный в свой лучший похоронный костюм, в кабинет влетел комиссар Мартини. Он был в самом отвратительном настроении. Его рассказ продвинулся лишь на несколько строк: «По блестящей от дождя мостовой покатилась голова. Человек с топором рассмеялся, выпрямился, глянул на обагренные кровью руки и, взвалив свое ужасное орудие на плечо, растворился в окутавшем город тумане, точно лесник, бредущий с работы домой». Ну а дальше? Что, собственно, его зловещему леснику делать дальше? (В заглавии книги значилось «Лесная смерть».) Конечно, на Гонкуровскую премию он не претендует, но все же!..
Мартини прекрасно понимал, что сейчас Жанно будет сливать ему всякую околесицу типа каких-то там надежных следов, и потому ограничился репликой, что завтра в пять — встреча с прессой. Затем повернулся на стертых каблуках и побрел в свой кабинет с кондиционером и девственно белой кипой бумаги.
— Нет, ты только подумай! В школе вместе учились!
Продолжая размешивать манную кашу, Надья подняла голову:
— Драл ее?
— Надья! Нам же по восемь лет было!
— Вам не было по восемь лет десять лет кряду.
— Потом мы совершенно потеряли друг друга из виду… ты понимаешь…
— Нет, не понимаю. Я не училась в школе, Маршал Блан.
«Маршал Блан» — плохой знак. Он решил благоразумно отойти в сторону:
— Пойду мусор вынесу.
В ответ она принялась яростно молоть мясо. «Старая школьная подруга… на Круазет… Ишь ты — шлюху себе отыскал. Не верю ему! Не верю!»
В стеклах витрин горело заходящее солнце. Марсель сделал несколько шагов по улице. Стоп. Где же Иисус? Вот его картонная подстилка, пустые бутылки. Дзинь. Одна из бутылок покатилась по мостовой. В соседнюю улицу прошмыгнула тень крысы. Марсель проводил ее взглядом, который уткнулся в сандалии священника. Он резко поднял голову, но незнакомец исчез в тени дома. Где-то такие сандалии он уже видел. Вот только где?
Сандалии смачно погрузились в собачье дерьмо. Меж вошедших в фекалии пальцев продавливалась еще свежая жижа. |