Раны его воспалились. Даже искусство Нила и Этайи не помогло ему. Печальные, стояли они у ложа раненого. Санти, наблюдавший за ними издали, не сразу понял, чем они так огорчены. Потом вспомнил: магия фэйры. Сила, которая излечивает любые раны.
Санти подошел к Биорку, что сидел скрестив ноги на крышке люка. Его короткий меч-суорт лежал рядом.
— Скажи, Биорен, что происходит? — тихо спросил юноша. — Или это — тайна?
— Для тебя — нет, — отозвался туор. — Жизненная сила Эака, та, которую пробуждает магия, отравлена. Ни сыну моему, ни светлорожденной не удается ее пробудить. Без нее человек умрет и от царапины. Эак умирает.
Санти растерянно смотрел на туора. Он вспомнил, как аргенет, быстрый, изящный, идет по ярко освещенной площади. Вспомнил, как твердо и гордо смотрит он в глаза Владычицы. И как стоит, вскинув запятнанный меч, и кровь струится из его руки.
«Он не умрет!» — пришла откуда-то мысль.
— Он не умрет! — громко сказала Санти. Нил обернулся.
Санти отчетливо увидел стоящего Эака.
— Смотри, светлейший, тот самый Санти!
— Приветствую тебя, ортономо! — И протягивает юноше смуглую сильную руку. — Люблю твои песни, ортономо! И ты мне люб!
Санти сжимает твердую, как дерево, руку. Аргенет, опустив глаза, восклицает:
— Хой-мей! Наши руки — руки братьев!
Он отпускает ладонь Санти, и юноша видит, как они схожи: формой, размером. Эак переворачивает ладонью вверх руку Санти, подносит к ней свою…
— О! — говорит Этайа. — Вы — одной судьбы! — И оба они видят, что узоры на ладонях тоже почти не отличаются…
Санти вздыхает… И новое видение:
Эак в разорванном камзоле, прижавшись к стене из грубого камня, покрытого зелеными пятнами плесени. Лицо воина искажено яростью, а перед грудью — клинок Белого Меча. И на его серебристой поверхности — черное с рыжими краями пятно, словно след ожога.
Видение исчезает. Санти снова видит внутренность башенки. Теперь он уверен, что Эак будет жить. Юноша видел будущее.
— Да! — говорит фэйра. И Санти понимает, что и она видела то же. И от сознания этого единства слезы брызжут у него из глаз.
«Успокойся! — слышит он мысленную речь Этайи. — Ты видел! Теперь — уходи».
И вслух, для всех:
— Уходите! Все уходите!
Нил глядит на нее, удивленный повелительной интонацией, но Биорк уже открыл люк и спускается по лестнице.
Через две минты они стоят внизу, в скупо освещенном зале. Снаружи — вечер. Темнеет.
Нил покидает их.
— Пойду к себе, — говорит он вместо прощания.
А Биорк с юношей остаются и тихо разговаривают.
По звуку голосов и находит их Ортран.
— Вам не разрешено здесь оставаться, — говорит он вежливо. Биорк и Санти не спорят, они хотят уйти, но воин окликает их.
— Скажите мне, — спрашивает он, — как чувствует себя вождь?
— Плохо, — отвечает Биорк. — Жизнь в нем угасает.
Больше Ортран ни о чем не спрашивает, и друзья уходят, не заметив из-за темноты, как изменилось лицо Начальника Стражи.
— Не скажу, что он — наш друг, — говорит Санти, когда они выходят на площадь и небо распахивает над ними свою сверкающую бездну. — Но мне показалось, он готов нам помочь.
— Мы сами себе поможем! — говорит Биорк. — Скажи еще о своей пещере!
— Да. Когда я нашел ее, думал: просто нора в земле или старый водосток. |