|
Такой шаг преследовал целью не только устрашение. Со времен казни стрельцов при Петре I Москва не видела такого числа жертв. За годы царствования Елизаветы Петровны, давшей обет «никого не казнить смертью», в России вообще отвыкли от подобных зрелищ. Никита Иванович Панин помнил, как неприятно был поражен Петербург казнью В. Я. Мировича, ведь столица ожидала помилования. Обильная кровь на московских плахах не могла вызвать восторга в обществе. Партия наследника престола стремилась прочно связать имя императрицы со страшными событиями крестьянской войны и жестокой расправой над повстанцами. Одно дело — вешать мятежников в далеком Оренбуржье, и совсем другое — в сердце страны, на глазах у всего дворянства. Сам собой напрашивался вопрос: а достоин ли царствовать государь, допустивший в России новую смуту и такую кровавую расправу с побежденными?
Екатерина прекрасно понимала это и потому так упорно боролась за каждую жизнь в судебном приговоре. Ее сторонникам на заседаниях порой приходилось очень непросто, ведь ни Волконский, ни Вяземский не могли гласно заявить: такова воля ее величества. Петр Панин обвинял их в недостатке рвения, легкомыслии, чуть ли не в измене, суд едва не пошел у него на поводу. Однако Екатерина в нужный момент осуществила нажим, и Волконский и Вяземский настояли на смягчении приговора. Решено было наказать смертью только самого Пугачева и пятерых его ближайших сподвижников, которые были повешены. Казнь состоялась 10 января на Болотной площади. По закону Пугачева должны были четвертовать, но палачу передали тайное приказание императрицы «промахнуться» и сначала отрубить «злодею» голову. Нелегко прошло и подписание Манифеста о прощении бунта. Провозглашение подобного документа прекращало преследования бывших повстанцев. Оно ставило точку в крестьянской войне, а значит, и в полномочиях Петра Панина. В этом вопросе братья Панины решили действовать через Павла, которого Екатерина призывала для обсуждения документа. «Вчерась Великий Князь поутру пришед ко мне… сказал… прочтя прощение бунта, что это рано. И все его мысли клонились к строгости», — писала Екатерина Потемкину 18 марта 1775 года. Императрица не вняла доводам сына. На другой день в Сенате она прочитала манифест и при его оглашении, по ее словам, «многие тронуты были до слез». Внутренняя смута была закончена. Меры, предпринятые Екатериной, не позволили Паниным воспользоваться имевшимся у них серьезным шансом передать корону наследнику. Во время летних торжеств, посвященных годовщине Кючук-Кайнарджийского мирного договора, Петр Иванович получил похвальную грамоту, меч с алмазами, алмазные знаки ордена Святого Андрея Первозванного и 60 тысяч рублей на «поправление экономии». Панин прекрасно понимал, что на этот раз его партия проиграна, и 9 августа 1775 года вновь подал в отставку. Он продолжал близко общаться с Павлом Петровичем, долгие годы по переписке участвовал в разработке конституционных проектов для будущего императора, но заметной политической роли уже не играл. Опираясь на помощь Потемкина, Екатерине удалось вновь переиграть своих противников. К лету 1775 года Григорий Александрович находился в зените могущества. Однако он нажил непримиримых врагов в лице двух крупнейших группировок, а собственной пока не создал. В реальности его положение было очень уязвимым.
ГЛАВА 5 МОСКВА
Отнимая у Потемкина возможность опереться на одну из крупных партий, императрица должна была дать ему что-то взамен. Действуя против Паниных, Григорий Александрович, по народной пословице, пилил сук, на котором сидел. Преданность любимой женщине толкала его на безрассудный, с точки зрения политика, поступок. Екатерина прекрасно понимала, чем обязана фавориту, фактически подставившему себя под удар вместо нее. В одной из ее записок 1775 года сказано: «Дав мне способы царствовать, отнимаешь силы души моей». |
