— В Ороге не поклонялись богам целую вечность, — все тем же безжизненным тоном сказал Гутеран. — Зачем они нам сейчас? — Повернувшись, он прошел в цитадель.

— Ты слишком дерзок, король.

— А ты слишком смел. Откуда я знаю, что вы — посланники богов? — Гутеран быстро шел по мрачным залам с низкими потолками.

— Ты своими глазами видел, что мечи твоих воинов не причинили нам вреда.

— Это так. Что ж, допустим, я тебе верю. Придется устроить пир… в вашу честь. Я приветствую вас, посланники богов. — Выражение лица у короля оставалось бесстрастным, по нему невозможно было определить, что он думает на самом деле.

Эльрик расстегнул застежки своего плаща, беззаботно произнес:

— Мы обязательно расскажем о твоей щедрости нашим Повелителям.

Королевский дворец состоял из множества полутемных залов, из которых до слуха путешественников иногда доносился неестественный смех. Эльрик задал Гутерану множество вопросов, но король либо не отвечал на них, либо отделывался ничего не значащими фразами. Он не предложил своим гостям ни перекусить, ни отдохнуть с дороги и заставил их в течение нескольких часов стоять в тронном зале цитадели, в то время как сам он сидел на троне, грыз ногти и даже не вспоминал о том, что обещал устроить пир.

— Радушный хозяин, — пробормотал Мунглам.

— Эльрик, когда закончится действие снадобья? — спросила Зарозиния, стоявшая рядом с альбиносом. Он обнял ее за плечи.

— Точно не знаю. Думаю, скоро. Оно сослужило свою службу. Вряд ли орогиане нападут на нас еще раз. Однако за ними надо внимательно наблюдать: они могут попытаться прикончить нас каким-нибудь другим способом.

В тронном зале было холодно и неуютно. Огонь, по-видимому, никогда не разводился в полуразвалившихся каминах; с голых каменных стен, потускневших от времени, капала вода; на грязном полу валялись обглоданные кости и гниющие остатки пищи.

— Чистюли хоть куда, — иронически заметил Мунглам, с отвращением уставившись на Гутерана, продолжающего грызть ногти и, казалось, забывшего о своих гостях.

Слуга приблизился к королю, что-то прошептал ему на ухо. Гутеран кивнул, встал с трона, величаво удалился. Через несколько минут в зал вошли орогиане со столами и скамейками. Видимо, скоро должен был начаться пир.

Гостей усадили по правую руку от короля, одевшего на шею тяжелую золотую цепь, усыпанную драгоценными камнями. Слева от Гутерана сидели его сын и несколько женщин с молочно-белой кожей, не разговаривавших даже между собой.

Принц Гурд, развязный юноша, явно испытывавший неприязнь к отцу, жадно накинулся на безвкусную еду и осушал кислое, но довольно крепкое вино бокал за бокалом.

— Чего же хотят от нас, бедных орогиан, боги? — спросил он, похотливо глядя на Зарозинию.

— Им ничего от вас не нужно. Но они будут помогать вам в беде, если вы их признаете.

— Только и всего? — Гурд расхохотался. — От тех, кто лежит под горой, нам помощи не дождаться. Верно я говорю, папочка?

Гутеран бросил на своего сына тяжелый взгляд.

— Да, — сказал он, и впервые за все время голос его был не монотонным, а угрожающим.

— Под какой горой? — спросил Мунглам.

Ему никто не ответил. В дверях тронного зала появился худой, как скелет, человек. Глядя прямо перед собой невидящим взором, он визгливо рассмеялся. Незнакомец был как две капли воды похож на Гутерана; его пальцы перебирали печально звеневшие струны музыкального инструмента, который он держал в руках.

— Смотри-ка, папочка, — издевательским тоном произнес Гурд, — к нам пожаловал слепой Виркад, твой брат и менестрель.