— Водки! — орал он. — Дайте мне выпить, проклятые мясники! А-а-а-а, больно!

— Сейчас будет еще больнее, — сказал я, изловчившись, ухватил пинцетом пулю, которая, на мое счастье, засела в мякоти плеча совсем неглубоко — и рванул. Солдат взвыл и потерял сознание. Миро тут же поднес к его лице флакон с нашатырной солью. Очнувшись, латник посмотрел на меня дикими глазами.

— Будь ты… проклят! — простонал он.

— Вот твоя пуля, — сказал я, показав ему извлеченный из раны кусок свинца. — Теперь будешь жив и здоров.

— А-а-а? — Солдата начало трясти, Мицци дала ему выпить сонного молока, и мы начали его перевязывать. У меня на душе стало так хорошо и спокойно: я спас этого парня. У меня не было никаких сомнений, что он выживет.

Однако сейчас, когда я каждую минуту воюю со смертью, пытаясь отбить у нее как можно больше жизней, меня все больше и больше беспокоит Уитанни. Все это время она проводила со мной, но я видел, какого труда ей это стоило. Я совсем упустил из виду, что моя гаттьена — хищник, который все время находится в атмосфере лазарета, буквально пропитанной человеческой кровью. Я стал замечать кровожадный блеск, который время от времени появлялся в ее глазах, а с наступлением темноты Уитанни стала проситься из лазарета. Вернулась она только утром, и вид у нее был усталый. Я не понял, в чем дело, честно говоря, не придал этому особого значения. Вечером следующего дня она снова отпросилась у меня погулять. И вот сегодня заглянувший навестить нас Джарли раскрыл мне глаза.

— Отличная работа, Кириэль, — похвалил он меня. — Вы неплохо справляетесь со своей работы. Сколько народу поставили на ноги! И твоя гаттьена — она просто наводит ужас на вальгардцев.

— Уитанни?

— Сегодня пленные рассказали нам, что этой ночью демонская кошка, появившаяся невесть откуда, буквально порвала в клочья охрану у коновязей и задрала с десяток коней. Тебе стоит поблагодарить девчонку, она ведет себя молодцом! Настоящий рыцарь-оборотень. Я попрошу отца наградить ее рыцарским орденом.

Вот этого я никак не мог учесть. Когда Джарли ушел, я подозвал Уитанни и сказал:

— Я приказываю тебе — не смей одна отправляться во вражеский лагерь! Это очень опасно.

— Уитанни ньярр-ни-гррау-гаттх аейн, — жалобно ответила гаттьена, опустив ресницы. — Ллеу нное-ллеррн.

— Я запрещаю тебе, — я взял девушку за руку. — Я не хочу тебя потерять, понимаешь?

Уитанни подняла на меня глаза, в них вспыхнул яркий свет, будто осветивший мою душу. То, что я давно подозревал, стало ясно мне без всяких слов. Да и сам я вдруг понял, как же сильно и искренне я люблю это удивительное создание.

— Уитанни, я очень люблю тебя, — сказал я, решившись, — и прошу: если ты хоть немножечко… слушаешься меня, не ходи туда! Хорошо?

— Йенн, — сказала гаттьена с таким выражением на лице, что у меня внутри все дрогнуло. — Йенн ллеу.

— Умничка ты моя! — сказал я ласково. — Киса ты моя ненаглядная.

Наверное, мне не надо было так разговаривать с ней, так открывать свои истинные чувства. Но я не жалею об этом. Уитанни со мной, и больше меня ничто не волнует. Со стороны ворот и пушечных валов опять доносится канонада, беспорядочная стрельба и грохот боевых барабанов, а это значит, что начался новый приступ, и с минуты на минуту к нам начнут поступать новые страдальцы — израненные, обожженные, умоляющие спасти их, — и мы будем делать все, чтобы отвоевать их у смерти.