Она ничем не грозила ни Фроствингу, ни его таинственному повелителю, она не была для них врагом, с которым необходимо было разделаться. Григорий не видел причин, почему бы Терезу не оставили в покое — тем более если бы Григорий сам позаботился о том, чтобы она оставалась в стороне от всего, что так или иначе связано с домом. Если бы пришлось наложить на нее заклятие ради спасения ее жизни, Григорий бы и на это пошел. Он бы заставил ее уехать далеко-далеко, куда-нибудь на западное побережье. Он бы отдал ей все свои сбережения — ведь они ему больше не были нужны.

Смысл происходящего все более и более ясно представал перед мысленным взором Григория. Сделка. Он мог добиться гарантий ее безопасности после его ухода. Не сказать, чтобы Григорий так уж жаждал отдать себя на волю Фроствинга, но ради блага Терезы можно было поторговаться с извечным мучителем.

Впервые в жизни — насколько он помнил, впервые — Григорий Николау был готов сам призвать к себе грифона.

Правда, он не совсем понимал, с чего начать. Он даже не был уверен, что принял верное решение. Но ничего другого ему в голову не приходило. Раньше или позже голос дома призовет Терезу, притянет ее, как притянул Франтишека. Она до сих пор слышала зов, а это означало, что вскоре ей грозила судьба Мэтью Эмриха и всех прочих. Скоро, очень скоро Тереза обнаружит какую угодно причину, по которой ей совершенно необходимо как можно скорее вернуться в Чикаго… а отыскать дом для нее, естественно, не проблема. Григорий закрыл глаза и представил каменного монстра во всей его жуткой красе. Видение расплылось, сменилось воспоминанием Терезы. Григорий вновь стал свидетелем сотворения Фроствинга, вновь услыхал его первый крик — вопль существа, горько сожалевшего о том, что оно появилось на свет.

Григорий прогнал эту картину, вернул предыдущую. Сосредоточившись на ней, насколько смог, он мысленно призвал Фроствинга.

Ответа не было. Миновало несколько минут. Григорий открыл глаза. Ничего. Попытка вызвать грифона изнурила его. Для того чтобы попробовать сделать это еще раз, нужно было подзаправиться.

Осторожно, бережно, чтобы не разбудить Терезу, Григорий встал, чтобы перекусить.

И тут на него навалилось головокружение такой силы, что он еле удержался на ногах. Правда, оно отхлынуло столь же внезапно, сколь и появилось, но Григорий отлично знал, о чем возвещало такое головокружение.

Он оторвал взгляд от пола, огляделся. Фроствинг не появился.

Но вместо противоположной стенки купе Николау увидел золоченую лестницу. Она уводила вверх, куда-то выше потолка. Григорий заглянул в отверстие, за которым исчезали ступени, но не разглядел ничего, кроме серой дымки.

Вот он — ответ на его призыв. Пора было исполнить собственное решение. Григорий шагнул к лестнице, остановился, бросил взгляд на свою спутницу. Погруженная им в магический сон, Тереза проснется только тогда, когда он сам разбудит ее, или не раньше, чем через несколько часов. А к этому времени его уже здесь не будет.

Григорий не спускал глаз с Терезы. Вернулся, опустился на одно колено, взял ее за руку, поцеловал пальцы, нежно коснулся губами ее губ — и все. Он не собирался овладеть ею, хотя, наверное, видел ее в последний раз.

— Я всегда буду заботиться о тебе, — прошептал он, встал и, чувствуя себя в высшей степени по-дурацки, вернулся к подножию лестницы. На этот раз он не стал медлить и пошел вверх по ступеням, решительно сжав губы и распрямив плечи.