Нож был необычный. Григорий видел, что и его рукоятка, и лезвие испещрены мелкими полустершимися рунами. Он понимал, что его должны отвезти куда-то еще, поэтому вряд ли станут убивать. Однако существовали ритуалы обездвиживания пленных, сопряженные с кровопролитием.

Злодеи не смогли бы убить его, даже если бы захотели. Но какую боль ему пришлось бы стерпеть, прежде чем эти твари убедились бы в том, что его раны заживают в тот же миг, когда лезвие ножа ранит плоть? Мало боли, так ведь этот колдовской нож мог сделать с ним то, чего не удалось колдовскому камню, — сделать его послушным, податливым.

Григорий решил, что пора перестать притворяться и разыгрывать готовность к сотрудничеству с этими головорезами, и принялся вырываться, пытаясь порвать веревки, которыми его связали. Ему удалось немного ослабить давление веревок, но этого, конечно, было мало.

— Он шевелится! — прошипел тот, что стоял за спиной у Григория, и его железные лапищи надавили на плечи пленника.

Силы оставили Николау. В глазах потемнело гораздо сильнее, чем в первый раз. Борясь с подступающей потерей сознания, Григорий попытался открыть глаза. Это вызвало сильнейшее головокружение, и…

— Ай-ай-ай, как нехорошо, как стыдно, какие плохие мальчики! — вдруг прокаркал знакомый безумный голос. — Нельзя брать чужие игрушечки без разрешения.

Головокружение должно было насторожить Григория. Оно всегда предвещало погружение в сон и появление Фроствинга.

Один из злодеев — какой именно, Григорий затруднился бы определить — пробормотал что-то на том самом незнакомом языке, на котором и сам Григорий что-то сказал несколько минут назад. Фроствинг укоризненно прищелкнул языком.

— Ну разве можно так выражаться? Стыдно, стыдно, надо следить за своим языком! А давай-ка лучше я за ним прислежу…

Послышался вопль, шум крыльев. Через мгновение правую щеку Григория что-то обрызгало. А еще через секунду комнату сотряс тяжеленный удар.

В глазах у Григория начало проясняться. Он увидел размытые контуры крылатой фурии, летящей к нему через весь номер. На лету Фроствинг потрепал его по щеке. Грянул выстрел — такой громкий, что у Григория чуть барабанные перепонки не лопнули. Он снова задергался, пытаясь порвать веревки.

Нож валялся на полу рядом со стулом. А рядом с ножом неподвижно лежал метис, сейчас напоминавший груду смятой одежды. Николау порадовался тому, что не видит лица и груди поверженного злодея. Кровь, которой был залит ковер и забрызганы стены, достаточно красноречиво свидетельствовала о том, что сотворил с мучителем Григория другой его мучитель. Григорий вытянул ногу и подвинул нож к себе. Короткое лезвие спряталось под каблуком.

За его спиной раздался новый выстрел. Напарник метиса что-то прокричал на незнакомом языке. А Фроствинг расхохотался.

Григорий услышал хруст костей и хриплый выдох. А еще через мгновение послышался оглушительно громкий стук падающего тела. В поле зрения Григория мелькнула рука злодея и тут же исчезла.

Григорий прижался к спинке стула в ожидании неизбежного. Шелест крыльев — и вот Фроствинг спикировал на спинку стула напротив, улыбаясь своей извечной, запечатленной в камне ухмылкой. Когтистые лапы чудища были перепачканы кровью. Сложив двухцветные крылья, грифон уставился на свою жертву.

— Ах, Григорий, Григорий… ну неужели тебя нельзя и на минутку оставить одного? Ну скажи, что бы делал, если бы я тебя не охранял, не заботился о тебе?

— Я бы жил.