С последними словами карлик забарабанил ногами в дверь лачуги.

— Эй вы, жабы! Отворяйте! Это Биджаз, ваш милый и славный дружок! Он привел к вам большого веселого мужчину! Вам будет хорошо!

Наконец дверь распахнулась. На пороге показались три девушки, как на подбор чернокожие, с иссиня-черными волосами, большими, странно светлыми глазами. Все три были очень маленького роста, почти карлицы.

«Уж не дочери ли Биджаза», подумалось Кадаху невольно. Или его сестры? Хорош карлик!

Маленький сморщенный человечек приплясывал от удовольствия.

— Глядите, жабки, какого я вам привел славного парня! Какой он горячий, какой… живой…

Даже не слишком впечатлительный наемник вздрогнул, услышав, с какой жадностью произнес Биджаз последнее слово.

«Пора», решил он и, ничего не говоря, ударил Биджаза ножом в горло.

Карлик испустил громкий булькающий звук и бесформенной кучей тряпья повалился на грязную землю. Кадах едва успел отскочить, чтобы его не забрызгала кровь, фонтаном хлынувшая из раны.

Против всякого ожидания три девицы, высыпавшие на улицу перед лачугой, даже не вскрикнули. Ни одна из них не переменилась в лице. Выпученными светлыми глазами они неподвижно таращились на мертвое тело карлика.

Кадах наклонился над трупом и двумя взмахами ножа отсек голову от туловища. Шея у карлика была тонкой, как у ребенка.

Голова покатилась в сторону. Превозмогая отвращение, Кадах поймал ее за волосы, ножом раскрыл мертвой голове рот и сунул туда несколько камней. Затем спихнул голову в канаву. Едва вода коснулась век, как голова Биджаза начала двигаться, словно оживая и начиная свою собственную, потустороннюю жизнь. В тот же миг задергалось и обезглавленное тело. С ним происходили странные метаморфозы. Между пальцев рук вдруг выросли перепонки, живот стал толще. Ноги с непомерно большими ступнями судорожно подтянулись к животу, потом выпрямились, снова подтянулись…

Девицы с тупым любопытством наблюдали за этим изменением. Кадах переводил дикий взгляд с обезображенного трупа на затонувшую в грязи голову убитого. С головой тоже происходило нечто странное. Глаза вылезли из орбит, рот растянулся, будто разрезанный у щек ножом… Мертвый Биджаз явил, наконец, свою истинную сущность. Он превратился в огромную черную жабу.

* * *

Беззвездная ночь повисла над Черной Пирамидой. Там, в ее недрах, Ментаптэ лежал на алтаре, окутанный парами черного лотоса. Картины былого величия вставали перед его глазами, словно живые. Они сменяли друг друга, чередуясь и никогда не повторяясь. Ментаптэ не уставал наблюдать за ними. Сам он был центральной фигурой, главным действующим лицом всех происходящих в храме событий. Он был жрецом, верховным магом, хранителем и владыкой пирамиды… иногда ему чудилось, что сам он превращается в пирамиду и продолжает земное бытие уже в нечеловеческом обличии.

От Биджаза не было вестей. Зато бесплотные тени принесенных в жертву девушек и юношей окружали Ментаптэ тесной толпой, выполняя любой его каприз. Снова и снова умирали они на алтаре — под ножом, в объятиях гигантского змея или замурованные заживо. Их поющие, шипящие, молящие голоса ласкали слух жреца.

И вот в этой бесконечной череде юных жертв появилась новая, полная горячей свежей крови. У нее были огненно-рыжие волосы, собранные в косу, перевязанную золотыми и алыми лентами. На лбу и висках девушки покачивались подвески в форме рысей, застывших в прыжке. Она была облачена в облегающую одежду из белого шелка. Разрез, доходящий до бедра, позволял видеть ее белые стройные ноги. Девушка была боса.

При виде новой жертвы Ментаптэ громко застонал от наслаждения. Его тело пронизывали судороги, словно молнии, когда он думал о том, как ее белое горло покорно изогнется под его рукой и живая сталь ножа соединится с горячей кровью, бегущей под этой нежной кожей.