Изменить размер шрифта - +
Нескольких страниц недоставало — там, вероятно, и помещался полный текст необходимого заклинания. Ментаптэ со вздохом отложил книгу, подлил масла в светильник и растянулся на циновках. Молодому жрецу едва сравнялось тридцать лет, но древняя кровь, текущая в его жилах, словно состарила его раньше времени. Рассказывая Соне о себе, Ментаптэ не солгал: он действительно принадлежал к жреческому роду Стигии. Его предки читали нараспев заклинания, вызывающие духов, приносили жертвы на черном алтаре, служили Змею Пустыни. Память о них не давала Ментаптэ покоя. Сейчас, когда со всех сторон надвигаются зверобоги, жалкие подобия духовных властителей древности, как никогда прежде Необходимо воскресить былую славу истинных, богов! И Сет — не последний среди них.

Ментаптэ фыркнул: «Не последний!» Сет — первый! Разве не он — первое порождение Праматери Тьмы? А эти жалкие еретики, ничтожества, возомнившие себя жрецами, учредили в Луксуре культ какого-то Сабиха, бога-крокодила, и приносят ему в жертву молодых собак, телят и косы девственниц. Смешно!

Птейон погряз в поклонении богу-павиану, как бишь его? Эти звериные имена даже в памяти не задерживаются. Чем, интересно, умилостивляют своего божка птейонские жрецы? Связками бананов?

— О, великий Сет, прости мне эти мысли!

Свое призвание Ментаптэ обрел далеко не сразу. Его семья жила торговлей. Дед молодого жреца был одним из тех, кто основал город Карос — поначалу как торжище на подходах к предместьям Кеми, эдакую «ловушку» для купцов, передвигающихся по караванным дорогам.

Прошло немало лет, прежде чем Ментаптэ узнал от отца о своем происхождении. А затем заезжий караванщик продал ему эту книгу.

Она стоила целого состояния, но Ментаптэ без сожаления расстался с небольшим домом, где жил с наложницей и двумя чернокожими слугами; продал он и слуг, и наложницу. Отныне его жильем сделалась Великая Пирамида, и жизнь его посвящена изучению культа великого Сета и служению этому божеству — единственному истинному богу Темной Стигии.

После той первой книги были и другие, содержащие сведения о Сете и его служителях. Кое в чем эти сведения дополняли друг друга, кое в чем отрицали, создавая неразрешимые противоречия. И вот теперь эта рыжеволосая чужестранка!.. Какая-то связь… какая-то связь…

У входа в жилище Ментаптэ кто-то заскребся. Погруженный в свои размышления жрец не сразу услышал это и очнулся от раздумий только после того, как кто-то почти бесшумно вошел в Комнатушку. Ментаптэ подскочил на циновках.

— Кто здесь?

— Я, господин,— ответил пришелец, низко кланяясь.

— Ты, Биджаз?

Маленький сморщенный чернокожий человечек ухмыльнулся, обнажив в усмешке свои желтые кривые зубы.

— Разумеется.

Ментаптэ сел, потер виски. Бросив взгляд на масляную лампу, он понял, что заснул: огонь погас, масло прогорело.

— Сколько времени прошло?

— Сколько времени прошло после… чего, господин? — хихикая, осведомился человечек.

— Неважно.

Слуга подал Ментаптэ глиняный горшок, накрытый крышкой.

— Откушайте сперва нашей похлебки. А вот здесь, в тряпице,— лепешки.

— Когда ты приучишься приносить хлеб в чистой тряпке,— проворчал Ментаптэ, однако принял подношение и принялся поглощать его. Он изрядно проголодался.

— О, господин, я буду делать все, как ты велишь… А ты не забудешь меня в своей великой державе Сета, не так ли? Ведь ты не забудешь маленького Биджаза, который воровал для тебя продукты, чтобы ты мог спокойно изучать свои великие книги?

Ментаптэ невнятно промычал что-то. Маленького кого слугу это отнюдь не смутило. Он давно привык вести долгие бессвязные монологи, почти не надеялся услышать ответ.

— Ну, господин, продвинулся ли ты в постижении своей тайны?

— Какое тебе дело, червяк? — отозвался, наконец, Ментаптэ, отодвигая от себя пустой горшок.

Быстрый переход