Она решительно повернулась спиной к Марели, показывая тем самым, что не желает продолжать разговор. Лерони, глядя ей вслед, тихо произнесла:
– Конечно, верность семье, любовь к отцу – это очень важно. Я не могу осуждать тебя за это.
Марели вздохнула и направилась в предоставленную ей комнату. Утром она, даже не пытаясь повидаться с Ромили, оставила замок.
Это случилось два года назад. С той поры девушка много раз пыталась забыть слова лерони. Не тут‑то было! Примерно с год назад ее словно пронзило ощущение беды, тревога стала очевидной, мысли – более ясными… Смысл видения, открывшейся истины был в том, что дар Макаранов, способность при помощи ясновидения проникать в самую суть, мысленно сливаться с живыми существами, проявился в ней с невиданной силой. Что‑то стронулось в ее сознании, девушка с легкостью могла отождествиться с коршуном, молодой борзой, жеребцом – любым животным. Более того, она временами ощущала полное слияние с этими послушными и дерзкими, добрыми, покладистыми и хищными, злобными и простодушными созданиями. Вот когда наступил момент, о котором предупреждала ее приезжая чародейка. Самое время посоветоваться с ней, порасспросить, выведать – как же бороться или по крайней мере как ужиться с этим чудесным даром?..
Но об этом не приходилось даже мечтать. «Пусть ларан выжжет меня изнутри, – снова и снова твердила Ромили, – я никогда не оставлю дом и семью. Не хватало еще!..»
С просыпающимся лараном она боролась в одиночку – изо всех сил пыталась овладеть, приручить, научиться управлять им. И теперь, один на один с молодой самкой ястреба, девушка заставила себя успокоиться, восстановить дыхание. Вот так, вот так… Потихоньку, помаленьку… Плененная хищница замерла. Ромили почувствовала, что вновь вернулась в человеческое обличье – вернее, замерла на границе двух сознаний: собственного и чуждого, рвущегося в полет. Оба потока чувств умещались в ее душе, текли ровно, без всплесков и водоворотов, открывая неизведанные и такие волнующие глубины. Когда схлынула волна ярости и страха, пришла новая мысль: «Узелок на лапах слишком затянут. Очень больно…»
Ромили напряглась, пытаясь излучить в пространство волны безмятежного спокойствия, влить их в сознание птицы. В следующее мгновение вновь произошло перевоплощение, и глазами молодой самки она глянула на пленившего ее недруга. Тот тоже страдал от голода и страха. «Силы на исходе, я не причиню тебе вреда. Поверь…» Девушка осторожно потянула за ремешок из сыромятной кожи. Где‑то на краю сознания, уже почти успокоившегося, еще билась пугающая мысль: что ты делаешь, опомнись, взгляни ястребу в глаза, сколько там обжигающей ярости; обрати внимание на длинный крепкий клюв! Однако Ромили сумела взять себя в руки, смирить панические мысли и не спеша, уже настойчивее продолжила распутывать путы. Сначала на левой ноге, потом на правой…
Боже, взмолилась она, благодарю тебя, что надоумил свое глупое чадо поучиться вязать узлы в темноте, что позволил свободно развязывать их вслепую. Благодарю, что смирил гордыню, одолел упрямство, благодарю, что послушала старого Девина. Тот по многу раз заставлял ее проделывать эти манипуляции. Пальцы теперь сильны и очень чувствительны. Ведь как говорил старик: «Жить ты будешь большей частью в темных помещениях и одной рукой будешь держать ястреба». Вот и проводила Ромили день за днем, час за часом, сплетая и расплетая молодые гибкие ветви, затягивая и распуская на них узлы. Старик долго не подпускал ее к птицам. «Трудись, трудись…» – повторял он. Сколько раз пот увлажнял ее пальцы, но Ромили не позволяла себе отвлекаться. Перерывы были кратки… «Трудись, трудись, иначе погубишь птицу…»
Ромили напряглась и, осторожно потянувшись, свободной рукой нащупала в соломе кусок мяса, попыталась стряхнуть с него налипшие травинки и грязь. |