– Ну, пошли, чайку выпьем.

Если бы так было всегда! Чтобы колени Славы ограждали её, а теплеющие с каждым мигом глаза не сводили с неё внимательного, заботливого взгляда... «Ты моя», – сказали они. И Карина, толком ничего не понимая, пропала в них навеки.

Три года они снились ей, эти глаза. Она не могла дать названия сладко щемящему чувству в груди, просыпалась и засыпала с образом Славы, но не решалась позвонить. У сестры – слишком серьёзная, опасная работа, какое ей дело до мелких девчоночьих бед...

А теперь не стало и мамы. Горячие, едкие слёзы катились безостановочно, грудь надламывалась от судорожных всхлипов, а вокруг были непроницаемые лица в чёрных масках.

– Слав... Я по тебе очень... очень соскучилась, – прошептала Карина.

Та только прижала девушку к себе медвежьей хваткой. Даже одной рукой она обнимала очень крепко.*

Шрам на бедре у Славы остался от осколка гранаты, и от него веяло жаром взрыва. Если поднести к нему ладонь, её начинало горячо покалывать... Или это просто воображение Карины разыгрывалось?

Слава позвонила и сказала, что её не будет пару дней. Карина погрузилась в уже ставшее привычным холодящее напряжение тревоги, к которому добавлялось какое-то недомогание. А ночью её резко ударило ознобом, да таким, что кровать тряслась от её дрожи. Включив свет и отыскав в ящике с лекарствами градусник, она сунула его себе под мышку.

Тридцать восемь и пять...

За окном вьюжило, свет бра колол глаза, боль опоясывала надбровные дуги. Карина провалилась в лихорадочную полудрёму.

В университет она утром не пошла, вместо этого оделась потеплее и кое-как добрела до аптеки.

– Мне что-нибудь от гриппа...

– Девушка, прежде чем просить «что-нибудь от гриппа», надо бы сперва у врача побывать, – ответил противный голос вредной тётеньки-фармацевта.

Карина молча развернулась и вышла из аптеки. Ступеньки крыльца играли в чехарду под ногами, а ветер гудел тягучими, обступающими со всех сторон колоколами. Церковный звон наполнил голову.

Очнулась она в сугробе. Люди шли мимо. Наверно, думали – пьяная.

Карина умылась снегом и кое-как поднялась. Её шатало от слабости, ноги выписывали кренделя. Заметив полицейскую машину, она из последних сил постаралась изобразить твёрдый шаг, чтоб, не дай Бог, стражи порядка не прицепились. Ещё этого ей не хватало для полного «счастья». Кажется, получилось пройти. Сотрудники в её сторону даже не смотрели.

Градусник показал тридцать девять и шесть. Карина порылась в аптечке, нашла аспирин, приняла и залезла под одеяло. Мозг, казалось, вытекал из ушей на подушку.

Часа через два её прошиб пот, полегчало, но голова всё так же раскалывалась. Карина заварила чай с лимоном.

А на следующее утро зазвонил телефон. Незнакомый номер... Вещее сердце ёкнуло, запела, заныла в душе струнка тревоги.

– Карин, привет, это дядя Виталик, – сказал мужской голос. – Ты только не волнуйся, ладно?

Гриппозный монстр по сравнению с этой сакраментальной фразой был просто невинной овечкой. В лёгких разом кончился воздух, а кишки превратились в глыбу льда.

– Слава жива, всё будет нормально. Просто в больничке она сейчас. Выкарабкается, ты не переживай.

– Что произошло? Что с ней? Как она? – Карина не узнавала своего голоса – простуженно-осипшего, огрубевшего.

Сдержаться не получилось – в следующий миг она уже тряслась от слёз.

– Всё будет нормально, моя хорошая, – успокаивал дядя Виталик. – Она пока в отключке. Но Славка не из тех, кто сдаётся. Всё будет тип-топ. Слышишь? Не реви там.