К жизни без него. Он принадлежит Филлис. Сейчас он должен отворить дверь, проводить ее вниз и посадить в карету. Сейчас он это сделает – одну только минутку…
– Гарриет! – Он приподнял ее заплаканное лицо и поцеловал в губы. – Любовь моя. Любовь моя. Любовь моя…
– Арчи! – Обвив руками его шею, она прильнула к нему. – Это тяжело, Арчи. Ах как тяжело!
Да, это было тяжело. Однако они должны попрощаться. Всем своим существом попрощаться. Еще один раз… И может быть, тогда он уговорит ее продлить их любовь, хоть ненадолго. До конца сезона. До его свадьбы. До того дня, когда свадьба состоится, ее не должны мучить угрызения совести. Он пока что еще не женат. Признаться, он не видит другого способа, чтобы удержать ее…
Он услышал, как упала на ковер оторвавшаяся пуговица, когда он торопливо начал расстегивать застежку у нее на спине. Губы у Гарриет дрожали, она всхлипывала. Он наклонился, подхватил ее на руки, уложил на постель и стал раздевать, швыряя одежду в изножье кровати. Сорвав одежду с себя, он возлег на нее, и она раскрыла ему объятия. Нашел ее губы, снова приник к ним… Втиснув колени между ее ног и раздвинув их, подвел руки под ее ягодицы и ворвался в потаенный сад. Гарриет. Любовь моя! Она нужна ему как воздух. Он лежал на ней, запечатлев на ее устах поцелуй. Она – его! Они принадлежат друг другу. Это не прощание, и она разделяет его мнение. Он приподнялся на локтях и улыбнулся ей, удерживаясь от страстного желания начать двигаться и привести их обоих к вершине блаженства – она была совсем близко.
– Нам не нужно расставаться сейчас, – проговорил он. – Мы можем встретиться еще много-много раз, прежде чем будем вынуждены сказать друг другу «прощай». Нам ведь хорошо? – Он задвигался и снова замер. – Гарриет, скажите, что вам хорошо… – Тенби склонил голову и нежно коснулся ее губ.
В глазах у Гарриет были слезы.
– Вы неблагородный человек, – промолвила она. – Я думала, что в вас хотя бы есть благородство.
Пощечина или ушат холодной воды не возымели бы более эффективного действия. Какие-то мгновения герцог глядел ей в лицо невидящим взглядом, потом вышел из нее и скатился с кровати. Поспешно оделся, стоя к ней спиной. Гарриет лежала не шевелясь.
– Одевайтесь! – Его голос был намеренно холодным. – Оденьтесь, пока я не повернулся, иначе я снова брошусь насиловать вас.
Он обернулся, лишь уверившись, что она оделась, и увидел ее лицо: бледное, заплаканное.
– Вы не насиловали меня, Арчи, – сказала Гарриет. – Я сама согласилась.
Внезапно Тенби возненавидел ее. И себя тоже. Нет, возненавидел только себя одного. Ее он любил! И все же, когда заговорил, точно хлестнул ее кнутом.
– Да, – бросил он. – Насколько я помню, вы были согласны, Гарриет. Вы и приехали сюда для того, чтобы вас изнасиловали, разве не так? Чтобы в последний раз получить запретное наслаждение, не испытывая при этом чувства вины. «Нет», сказали вы, потом «да» и снова «нет», когда я уже лежал на вас и, казалось бы, было слишком поздно что-либо говорить. Так вы рады, что я лишен чести? Или разочарованы, что я не дал вам того, ради чего вы приехали? Вы слишком поспешно высказались, Гарриет. Если бы вы немного повременили, вы испытали бы миг блаженства, а потом поделились бы своим негодованием.
– Вы не джентльмен, – сказала она. Тенби рассмеялся.
– Бесчестный человек редко бывает джентльменом, – промолвил он. – Однако, Гарриет, вот уже шесть лет, как вы знаете, что я не джентльмен. Джентльмены не затаскивают девушку в постель, пока не дадут брачного обета, не правда ли? Во всяком случае, так полагается в вашем ханжеском мирке. Или вы до последней минуты все еще надеялись, что я в конце концов дам вам этот обет? Моя дорогая, вы очень наивны. |