Он смотрел, как округлились у нее глаза – от страха и удивления.

Похоже, она не верила своим ушам. Но ему хотелось еще больнее уязвить ее, потому что сам был жестоко уязвлен. Он понимал, что происходит, понимал, что ведет себя как последний негодяй и подлец, и не мог остановиться. Он был в ярости, он ужасно страдал и испытывал отвращение к самому себе.

– Прощайте, ваша светлость, – сказала Гарриет, метнувшись к двери. – Я ухожу.

– Черт побери! – Он грубо схватил ее за руку. – Мужчины без чести и совести предпочитают изображать из себя джентльменов, мадам. Я провожу вас. И можете быть уверены, вам ничто не грозит. Я насилую женщин только один раз в день.

– Я презираю вас, – тихим шепотом произнесла Гарриет. Ее огромные зеленые глаза пристально смотрели на него. – Я рада, что наконец увидела вас таким, какой вы есть на самом деле. Я должна была понять это раньше. Вы знаете, я была невинной и наивной девушкой шесть лет назад, но вы домогались меня и погубили бы, согласись я на ваше предложение. И в этом году снова начали преследовать меня, хотя отлично знали, что до конца сезона должны выбрать себе невесту. Мне очень жаль леди Филлис, ваша светлость. Какое счастье, что я наконец прозрела! Теперь мне совсем нетрудно сказать вам «прощай». Признаться, я говорю это с легким сердцем. И я бы предпочла отправиться домой пешком, лишь бы не находиться долее в вашем обществе.

Он выслушал Гарриет до конца, хотя ее слова больно ранили его. Да, наверное, так оно и лучше. Он уже достаточно исхлестал ее. Она права: он – не джентльмен. Он соблазнял, хотел втянуть в такую жизнь, которая убила бы ее душу. А теперь он позволил ей поступиться своей честью и совестью, хотя мог бы предложить не только свое тело, но и свое имя. Она совершенно права. И может быть, это даже хорошо, что она узнала правду и возненавидела его. Может быть, она будет меньше страдать…

– Я не навязываю вам свое, общество, мадам, – сказал он, отвешивая Гарриет галантный поклон. – Позвольте лишь проводить вас до кареты. Мой кучер доставит вас домой.

Они молча спустились по лестнице, идя рядом, но не касаясь друг друга, миновали бесстрастного слугу, распахнувшего перед ними парадную дверь, подошли к карете. Тенби подсадил Гарриет, подождал, пока она расправит одежду, сложит на коленях руки и неподвижно уставится в какую-то точку перед собой. Она была очень бледна. Тенби еще немного помедлил, но ничего больше не сказал, тихо закрыл дверцу кареты и проводил ее взглядом. Потом вернулся в дом, поднялся в спальню, повалился ничком на кровать и зарылся лицом в подушку, которая еще хранила отпечаток ее головы.

Он всегда иронически относился к поэтическим преувеличениям. «Разбитое сердце» – эти слова вызывали у него смех. Но сейчас ему было не до смеха.

* * *

Когда Гарриет служила компаньонкой у Клары Салливан, та была изможденной, бледной женщиной, которая даже не могла ходить. В Индии, где Клара жила вместе с родителями, она заболела какой-то изнуряющей болезнью, от которой ее мать погибла, а Клара долгое время страдала. Фредерик Салливан охотился за богатой невестой, остальное его не интересовало, потому она и вышла за него замуж. И еще потому, что ей исполнилось двадцать шесть и она была одинока, а он был красавец – так она объяснила свой поступок Гарриет.

Едва Гарриет вышла из кареты – сэр Клайв настоял, чтобы они со Сьюзен поехали в его карете, – Клара весело сбежала по лестнице к ним навстречу. Гарриет не узнала свою подругу – стройная, но не худая, элегантно одетая, чудный цвет лица, коротко остриженные темные волосы, блестящие черные глаза. Красавица! И уже по одному ее виду скажешь: счастливая! Клара крепко обняла Гарриет, заахала, какая хорошенькая Сьюзен, а от куклы, к огромному удовольствию девочки, пришла в полный восторг.