Он мучительно думал, как бы поделикатнее спросить жену, не согласится ли она провести с ним ночь. И вдруг Тори остановилась, не дойдя до своей двери.
– Я подумала… – Она уставилась на огромную вазу с желтыми розами в углу холла. – Может быть, ты не будешь против.. Можно мне остаться с тобой на ночь?
Спенсу показалось, что он сейчас просто лопнет от счастья. Но он нахмурился, скрывая улыбку, потер подбородок и протянул:
– Ну, я не знаю… Ты здорово пинаешься. Сегодня утром я проснулся и понял, что еще немножко и я окажусь на полу…
– Я… прости. – Тори закусила губу и уставилась в пол.
– Принцесса, посмотри на меня! Я пошутил, милая. Если с сегодняшнего дня ты будешь использовать свою спальню только как гардеробную, я буду счастлив.
Он подхватил ее на руки и понес к своей двери. В спальне Кинкейд поставил Тори на пол и, чувствуя, как ее твердые соски упираются ему в грудь, принялся расстегивать множество маленьких, обтянутых шелком пуговок на шелковом платье цвета бургундского вина. Наконец платье с тихим шелестом легло у ног Тори. Сверху кучкой взбитых сливок упали нижние юбки.
Спенс сделал шаг назад и попросил:
– Распусти волосы.
«Я запомню тебя такой, – подумал он. – Вдруг все же придет время, когда мне не останется ничего, кроме воспоминаний».
Тори послушно принялась вынимать из волос шпильки и гребни. Густые локоны упали до пояса. Спенс задыхался, ему не хватало воздуха: она так прекрасна и соблазнительна – белая невинная рубашка, в вырезе которой видны высоко приподнятые корсетом груди. Но теперь это уже не та испуганная девушка, которая так забавно заворачивалась в черный шелк простыней. Перед ним стояла молодая женщина, познавшая страсть, нашедшая свою женственность и осознавшая ее силу. И это его погибель, потому что он влюбился – первый раз в жизни! Спенс разделся, кинув пиджак на ближайший стул, сверху бросил револьвер, рубашку… Жена смотрела на него, и он ощущал ее взгляд как ласковое прикосновение. Потом Спенс остановился и с притворной суровостью заявил:
– Ты кое-что должна мне, ты помнишь?
– Что же?
Он повернулся и, ощущая на себе ее взгляд, пошел к бюро, поднял крышку, и Тори увидела граммофон. Зазвучал вальс Штрауса, и Спенс торжественно объявил:
– Ты должна мне танец.
Он протянул руку, и Тори, чувствуя себя неуклюжей и неловкой, пробормотала:
– Я не умею танцевать вальс.
– Я научу тебя.. – Он заключил жену в объятия.
– Еще один урок? – Улыбаясь, она взглянула ему в лицо.
– Я помню, что ты прекрасная ученица, очень быстро все схватываешь.
– Это потому, что у меня хороший учитель.
– Спасибо. А теперь положи руку мне на плечо и просто следуй за мной.
Спенс, отсчитывая ритм, повел ее, но через два шага туфелька Тори опустилась на его ногу. Он скривился от боли:
– Надо было заставить тебя снять туфли.
– Сними. – Она протянула ножку.
Спенс опустился на одно колено и поставил ее ступню себе на бедро. Он снял туфельку и, поглаживая ее ногу сквозь чулок, медленно двигал ее вперед, пока пальчики Тори не коснулись выпуклости на его брюках.
– По-моему, это уже другой урок, – лукаво улыбнулась его жена.
– И каков же предмет?
– Полагаю, искусство обольщения.
– Этому тебя не надо учить. – Он снял вторую туфельку, и теперь ее ножка сама скользнула вперед, и пальчики шаловливо погладили теплую шерсть.
– Правда? Спенс засмеялся и поднялся на ноги.
– Давай-ка еще разок. |