Наконец она глубоко вздохнула и постучала.
– Войдите.
Увидев на пороге жену, Спенс нахмурился. Уткнувшись взглядом в телеграмму, он буркнул:
– Что тебе нужно?
Гнев поднимался в душе Тори. Чем она так провинилась, что с ней обращаются как со служанкой? Да нет, хуже – он всегда обходителен с прислугой. Она молча стояла у его стола, всего в нескольких дюймах от столь желанного и недостижимого человека, и ждала, когда он заметит ее присутствие.
– Тебе что-то нужно? – повторил свой вопрос Спенс, все так же не глядя в ее сторону.
– Сегодня утром мне нанес визит инспектор Сэмюэльс.
– И? – Теперь он хотя бы оторвался от своих чертовых бумаг и хмуро смотрел на нее.
– Он хочет, чтобы ты прекратил войну против Слеттера.
– Иногда я думаю, не получает ли наш добрый инспектор подачки из рук этого негодяя, – задумчиво протянул Кинкейд, растирая затекшие мышцы шеи и морщась то ли от боли, то ли от отвращения к продажному полицейскому.
Тори заворожено смотрела на него. Загорелые руки, широкие плечи – такие сильные, такие надежные… Ей так хотелось вновь прикоснуться к нему, еще хоть раз ощутить жар его тела. Это желание снедало ее день и ночь. Внутри возникло тянущее чувство – предвестник возбуждения…
– Это все?
Он отпускал ее. Как служанку.
– Ты пообедаешь со мной?
– Я уже ел.
Больше у нее не осталось сомнений – это конец. Он устал от их отношений, от притворства и теперь демонстрировал ей то, что скрывал за маской нежности, – холод и равнодушие. Собрав остатки гордости, не позволяя себе расплакаться у него на глазах, она повернулась и пошла к двери. Стене смотрел ей вслед. Какая прямая спина и гордая посадка головы! Как он хотел обнять эти хрупкие плечи. Но он не может заниматься любовью с женщиной, которая отдается ему, а мечтает о другом.
Он устал. Любовь оказалась нелегким делом. Кинкейд не мог думать, не мог спать, зная, что она лежит в соседней комнате, так близко и так бесконечно далеко.
– Тори…
– Да? – Она помедлила у двери, но не повернулась.
– Сегодня вечером я уезжаю из города.
– Куда?
– В Чикаго. Потом в Нью-Йорк.
Теперь она обернулась, и глаза ее на побледневшем лице были глазами испуганного ребенка.
– Но почему… зачем тебе ехать?
– Дела.
– И как долго тебя не будет? – Не знаю, – Он сжал кулаки.
Нет, так не пойдет. Он не отзовется на нежность в этом голосе, не бросится к ней. Он уедет и поживет вдали от этой женщины, пока не решит, что же ему теперь делать. Как жить дальше – с ней и без нее.
Некоторое время в комнате царило молчание. Потом Тори едва слышно прошептала:
– Если ты хочешь получить развоз прямо сейчас, я не буду возражать.
– Ты предлагаешь мне сбежать, не выполнив обязательств, не закончив работу?
– Работу? – Лицо ее вспыхнуло. Гнев придал сил и смелости, и, вернувшись к столу, она наклонилась и четко проговорила: – И как, черт вас возьми, мистер Кинкейд, вы собираетесь выполнять свою работу и свои обязательства, если не прикасаетесь ко мне? Откуда возьмется ребенок?
– О, так у вас есть жалобы на обслуживание? – Он вскочил на ноги, кресло отлетело к стене, но никто из двоих не заметил грохота.
Они стояли друг против друга, глаза в глаза, и гнев грозовой тучей висел в воздухе.
– Вы недовольны тем, как ваш жеребец выполняет свои обязанности?
– Да. Полагаю, я выбрала некачественный товар. |