Я вышел из Верховного суда и остановился на перекрёстке. Перейдя улицу, я спустился по Лобачевского к Министерству внутренних дел.

Стояла осень, дул сильный северный ветер, отчего казалось, что на улице уже давно минусовая температура. Я был, в принципе, доволен приговором суда и считал, что Хабибуллин должен славить Бога, что ему присудили одиннадцать лет, а не пятнадцать. Отказ его сожительницы свидетельствовать против него не повлиял на решение суда. Суд, как и я, посчитал, что его сожительница не подпадает под понятие родственника, и поэтому расценил её отказ от дачи показаний в суде как прямой вызов суду.

Шагая по улице, засыпанной упавшими жёлтыми листьями, я невольно подумал о Гаврилове, суд над которым должен был начаться на следующей неделе в Зеленодольске. Следователь прокуратуры уже давно настаивал на увольнении Гаврилова из органов внутренних дел, однако Костин, проявив настойчивость, по-прежнему отказывался подписывать заготовленный кадровой службой приказ об увольнении. Этот поступок Костина снова вернул мне уже потерянное к нему уважение.

Работы у меня было очень много, почти каждый день мне приходилось выезжать на совершённые убийства, на заслушивания. Я чувствовал себя с каждым днём всё хуже и хуже. Зайдя как-то на днях к врачу, я узнал от него, что болен хронической усталостью и нервным истощением, и что, если я не приму меры к изменению образа жизни, то мне грозит целый букет болезней, каждая из которых была страшней другой. Но сейчас уйти в отпуск я просто не мог, а если вернее, не имел морального права. Мне нужно было вытаскивать из тюрьмы Гаврилова, который, как я знал, тоже находился на грани срыва.

Зайдя в кабинет, я вызвал к себе оперуполномоченного Малова и поинтересовался у него, что нам удалось набрать на этих ребят из посёлка Васильево. Он достал из кармана небольшой блокнот и, открыв его на нужной ему странице, произнёс:

— Виктор Николаевич, потерпевший по этому делу Гусев на той неделе был арестован сотрудниками уголовного розыска УВД Зеленодольска за совершённый им грабёж. Сейчас содержится в следственном изоляторе. Свидетели Шаманов и Кротов находятся в розыске. Оба подозреваются в вымогательстве. Третий свидетель, Илларионов, ещё месяц назад переехал на постоянное место проживания куда-то, то ли в Воронеж, то ли ещё куда-то. Если коротко, то местонахождение его нам неизвестно.

— Хорошо, Малов, — сказал я. — Подготовь мне к утру небольшую справочку по всем этим ребятам.

— Всё сделаю.

Оставшись один в кабинете, я откинулся на спинку кресла. Через минуту я вскочил, так как понял, что начал засыпать. Приоткрыв форточку, я сел за стол и, достав из сейфа оперативно-поисковое дело, начал внимательно изучать имеющиеся в нём материалы.

В зале суда, кроме жены Гаврилова, меня и представителя прокуратуры, больше никого не было. Заседание суда началось в строго установленное время.

Суд заслушал представителя обвинения, допросил Гаврилова и ушёл на перерыв. Через час заседание возобновилось. Меня попросили покинуть зал, а затем, минут через тридцать, вызвали в зал уже в качестве свидетеля. Ответив на поставленные судом вопросы, я дал краткую характеристику своему сотруднику, а затем, обратившись непосредственно к председательствующему, попросил его приобщить к уголовному делу показания мастера и работников автосервиса. Судья посмотрел на обвинителя, однако тот, опустив голову, промолчал, предоставляя право принять данное решение на усмотрение суда. Судья приобщил эти документы к делу и поинтересовался у меня их происхождением.

— Ваша честь, то ли представители следствия так топорно работали, считая имевшиеся у них в деле доказательства вполне достаточными, для того чтобы предъявить обвинения Гаврилову, но они почему-то не удосужились даже допросить рабочих автосервиса.