|
Было что то знакомое во всем этом показном антураже, что то такое крутилось в моей памяти, я о подобном читал, но давно, еще в школе… Мою попытку вспомнить прервало появление Гирса. Сегодня он был в шубе и треуголке, с ним пришел какой то высокий армейский чин – видимо, комендант крепости. Нам с Петром он едва заметно кивнул и тут же отвернулся. Еще двое офицеров в светло – синей форме встали чуть в стороне. Жандармы это что ли?
Гирс достав из папки лист плотной бумаги, откашлялся и начал зачитывать приговор, затянув уже знакомое мне: «…Бывшего капитана лейб гвардии Павла Стоцкого…». Все обвинения один в один повторяли прежние. Разница была только в последнем абзаце – казнь через повешение нам заменили расстрелом. Дочитав до конца, Гирс внимательно уставился на нас.
– Павел Алексеевич, Петр Михайлович, не желаете ли подписать прошение государю о помиловании? Это ваш последний шанс…
Он попробовал надавить на нас голосом. От него прямо пришла какая то тяжелая волна. И ее почувствовал не только я – все присутствующие непроизвольно покачнулись.
Мы с Петром переглянулись и дружно покачали головами. Вот уж точно не дождутся! Но настроение у меня перед смертью было хорошее, и я решил покуражиться напоследок.
– Ну что, Петр Михайлович? – я повернулся Южинскому – Может, подпишем?!
– Никогда! Это позор для офицера и предательство наших товарищей!
– Вот и я так думаю. Незачем нам с тобой позориться, лучше с честью умереть.
Гирс скривился и махнул рукой, чтобы солдаты начали связывать нам руки веревкой.
– Что, даже причаститься нам не предложите?! – не удержался я от ехидства.
– Вас на днях причащали.
– А мы уже успели снова нагрешить! Мадера, с которой мы предавались пьянству, была чудо, как хороша! А гусиный паштет и буженина толкнули нас на смертный грех чревоугодия.
– Не юродствуйте, Стоцкий! Все бесстрашного героя из себя корчите? Не получится у вас красиво умереть! Позор один.
От мощного, тягучего баса Гирса солдаты встряхнулись и перестали смотреть на нас с жалостью.
– Завязать глаза приговоренным!
– Не надо – отказался я – хочу эту дрянную пьеску до конца досмотреть.
– Я тоже! – присоединился ко мне Южинский. И вдруг обратился к солдатам – Уважьте, братцы, наше последнее желание, богом вас прошу! Не поминайте нас лихом и простите, Христа ради, если мы чем вас нечаянно обидели.
– Бог простит, ваше благородие! И вы простите, не держите на нас зла! – вразнобой донеслось со стороны солдат и все они дружно перекрестились. Комендант тоже осенил себя крестным знамением, повернувшись в нашу сторону, но стараясь не встречаться взглядом.
– Отставить разговоры! Нашли время, болваны!
– Так ведь Прощенное Воскресение сегодня, ваше высокоблагородие! Как не простить то? Не по христиански это…
Солдаты смешались, уставились на Гирса. Но тот лишь брезгливо поморщился и махнул рукой офицеру, веля приступать к расстрелу.
– Готовьсь! – раздалась первая команда, и солдаты вскинули ружья к плечу – Цельсь!
– Пли! – громко крикнул я.
Глава 7
Петя тихо ахнул, когда раздался грохот выстрелов и солдат окутали клубы дыма. А я даже не шелохнулся. Наоборот, с нетерпением ждал, когда пули оборвут мою подзатянувшуюся жизнь. Но в нас ничего не прилетело – увы, выстрелы были холостыми. Как будто знал, что это все постановка…! Потому что плохой из Гирса актер, не умеет он притворяться. Слишком спесив, самонадеян и держит окружающих за дураков.
И кстати: я вспомнил…! Это же над петрашевцами так «пошутят» через четверть века. |