Нашлась и небольшая плетеная корзинка, в которую все это было сложено. Девушка сразу же расплатилась за свой заказ и продолжила невозмутимо пить чай, хотя внутри у нее все ходило ходуном от волнения. Оставалось дождаться подходящего момента.
* * *
Ну, что… отобедали мы вполне себе недурственно! Я вообще блины люблю, а здесь они просто идеальные – пышные, с дырочками и маслицем сверху. И поскольку блюдо это недорогое, на гроши, выделенные на наш прокорм, блинов принесли много – ешь не хочу! А вот чаем мы сами злоупотреблять не стали, ради нас никто лишнюю остановку в пути делать не будет. Если только снова застрянем где нибудь в низине. Кстати выяснилось, что Белевский зря пугал жандармов – судя по разговорам, дальше дорога будет в гораздо лучшем состоянии, и пока никакой нужды в колесах нет.
– Все, хватит рассиживаться, поторопимся! А то до ночи не доберемся.
Крапивин после обеда и хороших новостей о дороге, немного подобрел и перестал пугать своей злой рожей. Мы послушно встали, вышли из за стола. На сытый желудок ехать как то намного приятнее.
– Господин капитан! – окликнул Крапивина нежный женский голос, и мы все дружно обернулись.
Из за соседнего стола, к которому мы сидели спиной, поднялась молоденькая девушка. Очень прилично одетая, в сером пальто с пелериной, отороченной мехом, и в капоре того же цвета. По внешнему виду и по манерам явно не селянка. Симпатичная! На щечках ямочки, губки пухленькие… В замороженной душе что то отозвалось, но так, слегка.
– Ваше благородие, сегодня Прощенное Воскресенье, разрешите мне подать милостыню вашим подопечным? Здесь только хлеб и ничего больше, можете проверить! Это ведь не запрещено? Умоляю вас, проявите немного милосердия к несчастным! – заломила она руки, волнуясь и прижимая их к груди – Не знаю, в чем вина этих преступников, да это и неважно. Всем нам нужно оставаться людьми и чтить божьи заповеди, правда? А главная христианская добродетель – это милосердие к оступившимся!
Крапивин, ошарашенный напором молодой восторженной особы, несколько растерялся и неуверенно посмотрел на коллегу. Но тот лишь пожал плечами. Девица явно была не знакома с нами, в контакт не вступала, да и мы с Южинским стояли молча, ожидая его решения.
– Ну, вообще то правила…
– Ах, ну какие еще правила?! – огорченно всплеснула руками незнакомка – весь хлеб куплен здесь, на ваших глазах, я и к корзине то этой не успела притронуться.
Она переводила жалобный взгляд с одного жандарма на другого, и офицеры дрогнули.
– Хорошо – решился Крапивин – но ничего сверх этого. Никаких вопросов и разговоров, вы не будете идти вслед за нами до кареты. Мы просто возьмем корзину и уйдем.
– Спасибо! Спасибо вам огромное! Вы замечательный человек. Бог обязательно вознаградит вас за доброту, проявленную к падшим. Христос вас храни, господа офицеры! И простите, если я была слишком навязчива.
– Бог простит! – слаженно ответили жандармы и перекрестились. Солдаты и Южинский последовали их примеру.
А я наконец, встретился глазами с этой девушкой. Ух… какие у нее глазища, словно в душу заглянула! Пробежалась быстрым цепким взглядом по моему лицу, словно запоминая меня, и вернулась к Крапивину. Потом подхватила корзину и вручила ее одному из солдат.
– Храни вас всех, господь! – она мелко перекрестила нас всех и отступила на пару шагов, давая нам уйти.
Мы прошли к выходу под гробовое молчание посетителей, и спустились с крыльца.
– Господа, надеюсь, это не одна из ваших знакомых? – обернулся к нам Крапивин – И я не стал жертвой талантливой игры?
– Клянемся, мы видели ее первый раз в жизни! – воскликнул Южинский – Павел, подтверди. |