Не давая размять закоченевшие ноги, сразу же повели в дом. И руки и ноги, скованные кандалами, так затекли, что отказывались слушаться. Чтобы сделать несколько шагов и подняться на крыльцо, пришлось приложить неимоверные усилия. Но зато внутри здания было тепло.
– Наверное, это и есть Секретный дом, о котором ходит столько жутких слухов – едва слышно прошептал Петя – самая страшная тюрьма Российской империи.
Нас завели в небольшое помещение с решетками на окнах и наконец то сняли ненавистные кандалы. Я испытал огромное, ни с чем не сравнимое облегчение, и принялся растирать затекшие запястья и щиколотки, чтобы восстановить нормальное кровообращение. Южинский последовал моему примеру. А через несколько минут за нами пришел надзиратель и велел идти за ним.
Следующим помещением была по видимому приемная перед кабинетом тюремного начальства, где нас посадили на скамью. Но только мы успели присесть, как в комнату, в сопровождении капитана Крапивина, зашел пожилой, но крепкий дядька в мундире с погонами майора и уставился на нас немигающим взглядом из под седых кустистых бровей.
– Встать! – рявкнул местный вертухай, и нам пришлось подняться со скамьи.
Начальник тюрьмы молча прошел в кабинет, где сел за письменный стол, и не спеша принялся читать сопроводительные документы, не выражая при этом никаких эмоций. Я заметил, что даже Крапивин чувствовал себя неуверенно рядом с этим суровым человеком. Майор был явно одаренным, об этом говорила его внешность. И не смотря на возраст и седину, двигался он стремительно, в нем чувствовалась физическая сила и незаурядный ум. Наконец, он поднял глаза от бумаг и распорядился:
– Отведите заключенных на нижний этаж, разместите в карантинных камерах и вкратце ознакомьте их с нашим распорядком. Более обстоятельный разговор у нас будет завтра, когда они придут в себя после дороги. Сейчас с ними говорить не имеет смысла. Врача осмотреть их, тоже уже нет на службе. Выполняйте!
Охранник, как подорванный, сорвался с места и помчался к двери, чтобы вызвать конвоиров. Было заметно, что начальство свое он побаивается. От властного майора веяло такой силой, что неодаренным вообще было тяжело рядом с ним находиться. Даже на меня, не смотря на всю мою усталость, он произвел очень сильное впечатление. Голос очень похож на бас Гирса – так и плющит.
Задерживаться в кабинете у нас причин не было, и мы сами постарались поскорее убраться оттуда. Лицом к стене, руки за спину, вперед ступай. Вот и все команды.
Обстановка в этой тюрьме не сильно отличалась от Петровской крепости. Такие же толстые кирпичные стены своды арок, такие же светильники в нишах длинного коридора, и похожая узкая лестница – только ведущая не вверх, а вниз. Одиночные казематы находились здесь в нижнем этаже. Который с полным основанием можно было считать подземным. В в нашем отсеке, забранном решеткой из толстых металлических прутьев, я насчитал пять камер.
Остановившись посередине коридора, тюремщик начал монотонным голосом зачитывать нам внутренние правила тюрьмы, где главным словом было «запрещено». Получать письма от родных запрещено, читать книги и газеты запрещено, ежедневные прогулки запрещены. Последнее было совсем тухло. Раз в две недели нас будут на час поодиночке выводить на прогулку во внутренний двор цитадели – но общаться с другими заключенными запрещено. Лежать днем на кровати тоже нельзя – ее конструкция предусматривала, что в дневное время лежанка должна пристегиваться к стене специальным приспособлением.
Естественного освещения в небольших камерах практически не было, если не считать узкую щель окна расположенного под самым потолком. Во всем остальном новая камера мало чем отличалась от той, где я недавно провел несколько дней – стол со стулом здесь так же были привинчены к полу. Воздух в камере был застоявшимся, здесь пахло сыростью и плесенью. От всего этого веяло полной безнадегой, и тут мне предстояло провести минимум несколько лет, а то и всю оставшуюся жизнь…
* * *
Уснул я моментально, не смотря на то, что мне удалось поспать в карете после обеда в трактире. |