А заодно и смотрины в деревне проведем.
Его подручные понимающе переглянулись и оскалились многообещающими улыбками. На эту стерву у всех был зуб. Степану она летом отказалась лечить сломанную руку, над Прохором зло посмеялась, когда он, краснея, пришел к ней со срамной болезнью, а Мишке эта гордячка прилюдно влепила пощечину, когда он попробовал подкатить к ней на прошлогодней ярмарке. Ну, сказал ей пару скабрезных комплиментов, так чего сразу бить то по морде? Еще и грязной хозяйской псиной при его городских приятелях обозвала. Теперь за все заплатит…!
Через десять минут небольшой отряд уже мчался по проселочной дороге в сторону дальнего села. Распутица еще не добралась сюда, зимник был хорошо наезжен крестьянскими санями, и всадники неслись во весь опор, наперегонки с ветром.
– Ваша милость, лошадей так загоним! – крикнул на скаку Степан.
– Не твоя печаль. Главное, не упустить гадину. Выберется на Волховский тракт – и поминай, как звали!
…В Михайловку всадники влетели часа в два пополудни. Проскакали через всю деревню и безошибочно остановились у избы местного бондаря Анисима. Пока барин, слезал с коня и разминал затекшие ноги, Мишка с Прохором уже вломились в избу и, заломив за спину руки, выволокли оттуда перепуганного мужика. Бросили его перед хозяином полураздетого и босого на сырой снег, Степан придавил ему спину сапогом, не давая подняться.
– Лекарка где? – спросил Бахметьев, брезгливо приподняв подбородок холопу кнутовищем.
– Какая лекарка? – испуганно переспросил мужик, выплевывая снег, забившийся в рот.
Вместо ответа в в воздухе просвистел кнут и опустился на спину несчастного, вырывая у него болезненный крик и вспарывая ветхое, домотканое полотно рубахи.
– Хочешь родового дара моего попробовать? – Бахметьев помахал рукой, больше пугая.
– Так ушла она барин, а куда не ведаю!
Кнут просвистел еще раз, и Анисим выгнулся от боли, не сдержав еще одного крика. Из избы выскочила простоволосая баба и, заголосив, бросилась Бахметьеву в ноги.
– Не губи, барин! Пощади! Все скажу, что знаю!
– Говори коли так. Но если соврешь, сожгу обоих до смерти. Вы меня знаете!
– На болота она собиралась! Сказала, ей нужно забрать сушеные травы с заимки, что на острове посреди топи.
– Вот как… И кто же нас туда отведет?
Баба испуганно замолчала и покосилась на мужа.
– То есть дорогу туда вы не знаете?
– Не знаем, ваша милость – опустив голову, тихо проговорил Анисим – откуда нам знать? Летом там не пройти, у нас даже детки туда за ягодой не ходят, лишь по краю болот собирают. А зимой там и вовсе делать нечего – болото теплое, до конца не промерзает. Снег со льдом только сверху коркой лежат, оттого и провалиться запросто.
Вокруг дома Анисима начала собираться толпа. Крестьяне снимали шапки кланялись.
– Что ж. Раз не знаете, выводите на улицу всех незамужних девок, от мала до велика. Сейчас выберем, кто с нами пойдет. У тебя же тоже дочки есть, Анисим? Эй, Мишка, Прошка, ведите его девок. А потом по соседним избам пройдите.
Баба снова заголосила, к ней тут же присоединились другие, которые стояли чуть поодаль. Все крестьяне прекрасно знали, чем заканчиваются такие «смотрины».
– Молчать! – рявкнул Бахметьев, и все разом заткнулись – Думаете я не знаю, что вы к ведьме на болото бегаете и ее отварами лечитесь вместо того, чтобы святую молитву лишний раз прочесть? А кто праздники языческие справляет и обряды бесовские проводит?! Все знаю!
Из толпы вперед протолкался староста – худой как щепка, лысоватый мужик Артемьич.
– Барин, позволь слово молвить! – староста повалился в ноги – Ежели с лекаркой, что не так, надо городскому приставу сообщить, а тот уже инквизиторов вызовет. |