|
- Нет, мадам. Могу вас заверить, что смерть его была мгновенной. Она посмотрела на газету, которую держала в руках, и с видимым усилием спросила: - Это правда, что он выстрелил себе прямо в рот? Комиссар утвердительно кивнул головой. Внезапно успокоившись, женщина, на отрывая глаз от пола, прошептала: - Он никогда не поступал, как все люди. Она не походила ни на жену, ни на любовницу. Несмотря на то что ей было не более тридцати лет, во всем ее облике преобладала материнская нежность, мягкая покорность прирожденной сестры милосердия. Бедняки привыкли сдерживать свои чувства и прятать отчаяние, принужденные к тому жестокой необходимостью, ежедневной тяжелой работой, которая лишает их возможности предаваться горю. Она вытерла платком глаза, покрасневший нос сразу сделал ее некрасивой. - Вы позволите мне задать вам несколько вопросов, - спросил комиссар, усаживаясь за письменный стол. - Итак, вашего мужа звали Луи Женэ? Когда вы с ним расстались в последний раз? Вместо ответа она снова принялась рыдать. Пальцы судорожно мяли платок. - Два года тому назад. Но однажды я увидела его снова. Он стоял на улице, прижавшись лицом к витрине, и если бы не моя мать, которая в этот момент была в магазине... Вы хотели бы знать историю нашей жизни, не правда ли? Это единственная возможность понять причину, толкнувшую Луи на... Мой отец был фельдшером в провинции. Выйдя на пенсию, он приехал в Париж; и снял маленькую лавочку, торгующую лекарственными травами, на улице Пикпюс. Вот уже скоро шесть лет, как отец умер, а мы с матерью продолжаем там жить, занимаясь торговлей. Вскоре после смерти отца я познакомилась с Луи. - Вы говорите, что это было шесть лет тому назад? Он носил уже тогда фамилию Женэ? - Да, - ответила она удивленно. - Он работал фрезеровщиком на заводе и очень хорошо зарабатывал. Я не знаю, почему все произошло у нас так быстро. Мне трудно это объяснить. Он был так нетерпелив, можно было подумать, что его сжигает лихорадка. Я была с ним знакома не больше месяца до того дня, как мы поженились, и он переехал к нам. Квартира позади лавчонки была слишком мала для жизни втроем... Мы сняли для мамы комнату неподалеку, она оставила мне лавку. Так как у нее было мало средств, то мы давали ей на жизнь по двести франков в месяц. Утром Луи уходил на работу, днем приходила мама помогать мне по хозяйству. Вечерами Луи всегда сидел дома. Мы были очень счастливы, уверяю вас! И все-таки, не знаю почему, я всегда чувствовала что-то неладное. Иногда мне казалось, что Луи совсем не тот, за кого он себя выдавал, будто он из другого мира, из другого общества. Казалось, что его тяготит атмосфера нашего дома, и все равно он меня любил. - Ее лицо затуманилось, она стала почти красивой, когда произносила эти слова. - Не думаю, чтобы на свете было много похожих на него людей... Иногда он вдруг заглядывал мне глубоко в глаза с таким обожанием, что у меня перехватывало дыхание. И тут же отталкивал от себя, тяжело вздыхая. „Я тебя очень люблю, моя маленькая", - говорил он, а иногда не замечал меня целыми часами и словно для того, чтобы забыться, начинал передвигать мебель, хвататься за починку часов, мастерил что-нибудь по дому. Мама его недолюбливала. Вероятно, именно потому, что он не был похож на других людей. - Не было ли среди его вещей предметов, которые он особенно бережно хранил? - Откуда вам это известно? - она испуганно вздрогнула и быстро сказала: - Старый костюм. Однажды Луи вошел в комнату в тот момент, когда я вынула костюм из картонной коробки, стоявшей у нас в спальне на гардеробе. |
