— У тебя появился замечательный друг, Данн.

— Да, да, замечательный друг.

Лета заметила, что Гриот при этих словах Данна отвернулся. Данн в свою очередь заметил озабоченное лицо Леты и все понял.

— Гриот, а без тебя тут вообще ничего бы не было. Это все лишь благодаря тебе.

Гриот расслышал в этих словах скрытый смысл и горько улыбнулся. Может, Данн предпочел бы, чтобы в его отсутствие вообще ничего не делалось? А что, вполне возможно.

Лета сказала:

— Мне кажется, что иногда нужно потерять истинного друга, чтобы понять, кем он для тебя был. Когда Маара умерла… — Она пристально взглянула на Данна, но твердо договорила: — Только когда она умерла, я до конца осознала, кем она была для меня, для всех нас.

Данн сидел в тазу неподвижный и немой, а Лета продолжала говорить о Мааре, о том, какой смелой она была, а потом неожиданно спросила:

— Данн, что бы сказала Маара, если бы увидела тебя сейчас? Ты не думал об этом?

Данн зажмурился, вздохнул и после долгого молчания наконец ответил:

— Но, видишь ли, Лета, Маары все равно здесь нет, и поэтому она ничего не скажет.

И он заплакал.

Гриот махнул солдатам, чтобы те вышли. Все, что они слышали до сих пор, только укрепит их восприятие генерала Данна как чудотворца — и дополнит этот образ Данном-лекарем, Данном-другом, а истории, рассказанные Летой, будут ходить по лагерю, передаваясь из уст в уста.

Но плачущий Данн — нет, этого им лучше не видеть.

Снежный пес сочувственно зарычал и ткнулся мордой в лицо хозяина.

Данн потрепал его по загривку и сказал Лете:

— Я не хочу жить, Лета. Зачем? — Поскольку она не сразу ответила (видимо, размышляя над этими его словами), Данн повторил: — Не молчи, Лета. Я хочу, чтобы ты мне сказала: зачем?

— Прежде всего ради малышки.

— Ну, девочка никогда не будет моей. Кайра этого не позволит.

— Согласна, но я говорю о ребенке Маары.

Данн вылез из таза, завернулся в кусок чистой ткани и лег в свою обычную позу — согнувшись как древко лука.

— У Тамар есть отец, — проговорил он.

Лета некоторое время нерешительно помолчала и потом сказала:

— Шабис хочет вернуться в Агре. Его там ждут. Взять с собой Тамар он не сможет, слишком долгое и опасное путешествие. Ты ведь помнишь этот путь, Данн? Помнишь, как он опасен?

Данн лежал на кровати не шелохнувшись. Однако глаза его были открыты.

— А Даулис хочет дойти вместе с Шабисом до Билмы. — И тут Лета потеряла самообладание и разрыдалась: — Да, он уйдет, он уйдет, Данн!

Она сидела возле таза с остывшей, но все еще благоухающей травами водой и всхлипывала.

Данн медленно привстал с постели и притянул Лету к себе.

— Не надо, Лета, не плачь. Не плачь, Лета.

Но она буквально выла в его объятиях, и снежный пес тоже подвывал.

Гриот думал: «Жаль, что солдаты ушли. В лагере это произвело бы впечатление: чуткий Данн утешает женщину-альбку».

Но, оказывается, солдаты не ушли, как чуть позднее заметил Гриот, они подглядывали и подслушивали, причем вчетвером: двое заканчивающих смену охранников и двое, пришедших, чтобы заступить на пост. Они стояли сразу за дверью, выходящей на учебный плац. Гриот притворился, будто не видит их.

Данн качал и баюкал Лету.

— Всю свою жизнь я страдала от одиночества и обрела счастье только с Даулисом, — всхлипывала она.

— Да, я знаю. Бедная Лета.

— Но я не могу вернуться с ним. Меня поймают и отправят обратно к… мамаше Далиде. Даулис знает это, но все равно хочет уйти, Данн.

И она безутешно рыдала, а Данн качал ее в своих объятиях, а снежный пес сидел вплотную к ним, положив голову на плечо Леты.