— Перебили?

— Нет, — успокоил Буденный. — Он храбрее нас с тобой. Решил один ехать. Ну, правда, не один, а вдвоем… А ты что, не слыхал ничего? Тебе Марии не рассказывала?

— До того ли им было, — укорил комкора Зотов. Его намек поддержали дружным смехом.

— Жеребцы, — незлобно пожурил их Буденный. — Девка две недели без милого дружка, а вы «гы-гы». Не слушай их, Ваня, садись. Я тебя введу в курс дела.

Смущенный и немного расстроенный, Дундич прошел к дальней от стола табуретке, настороженно сел.

Закурив козью ножку, Семен Михайлович рассказал, изображая — уже, наверное, в который раз — в лицах, как встретили в конном корпусе Михаила Ивановича Калинина.

— Я аккурат собрался в четвертую. Глядь, вваливаются во двор розвальни в сопровождении двух молодцов. Соскакивают ребята с коней, и один прямехонько ко мне. Другой, гляжу, карабин навскидку держит. А в санях, закутанные в тулупах, два бородача сидят. «Разрешите доложить, товарищ Буденный, — говорит первый молодец. — Так что доставили в целостности двух буржуев или купцов. Драпали из Воронежа к Мамонтову, да на нас напоролись». — «А вы кто такие?» — пытаю хлопца. «Разъезд второй бригады прославленной шестой кавдивизии». — «Ну, а на што мне эти буржуи? — говорю коннику из прославленной шестой. — Веди куда следует». Седоки, услыхав мою фамилию, начали было из-под тулупов выбираться. Но другой паря щелкнул затвором и прикрикнул: «Сиди и не шевелись, контра». А гражданин в очках, с бородкой клинышком, как малому дитю разобъяснять начал, что-де они с Григорь Иванычем не контра. «Вон, слышите, — обратился ко мне докладывающий, — говорят, что они не контра, а старосты». Ну, я подумал, что они церковные старосты, и велел ребятам отвезти их к попу. Пленники рассмеялись. «Да они не к попу просятся, а к вам, — уточнил парень. — Говорят, что старосты они не простые, а всероссийский да украинский». Тут я оторопел немножко. Глянул вот так на пассажиров и подумал: брешут.

В комнате засмеялись, потому что уже знали о промашке комкора.

— Если б, думаю, такие начальники ехали, да чтоб без охраны, да чтоб меня не предупредили, не может того быть. Но на всякий случай спрашиваю: «А документы у них проверили?» — «Проверили, — отвечает конвойный. — Вот они, ихние книжечки». И начал рыться в карманах бекеши. Вышел тут комиссар, взял одну книжечку, заглянул в нее и враз меня толк локтем. Я тоже — усы в ту книжицу. Глядь, а там подпись стоит: Ульянов, а в скобках: Ленин. Поднял я глазищи к верху бумаги, а там написано, что удостоверение сие выдано Михаилу Ивановичу Калинину. Председателю Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Чтоб тебе понятнее было, ВЦИКа нашего. Вот тут я зашелся яростью на своих бойцов и начал стыдить их. А они мнутся да бестолково отнекиваются: неграмотные, мол, мы, какой с нас спрос? Еще скажи спасибо, что в расход не пустили. Было такое намерение: расстрелять буржуев, а тулупы ихние взять себе. На том свете для чего им тулупы? А тут стужа вон какая стоит. Да тот дед с клинышком говорит: «Вы, ребята, расстрелять нас всегда успеете, а отвезите-ка лучше нас к Буденному». Туг отделенный и приказал доставить их в целости и сохранности ко мне. Нет, представляешь, какой конфуз вышел? Ну, подбежал я к саням. Прошу прощения за темноту нашу. А сам-то впервые вижу Калинина, а уж про Петровского и говорить не приходится. Слыхом слыхал, а видеть-то не довелось. Ну нее равно, классовое чутье у нас должно быть? Должен я по обличью отличать контру от своего?

Буденный говорил азартно, смеясь, а Дундич страшно переживал за любимого комкора и жалел, что не его отряд натолкнулся на сани.