— Сожалею, Миша, но такую новость я обязан доставить хозяину немедленно. — А мысленно добавил: «Надеюсь, вместе с тобой» Теперь он задался новой целью.

— Ты забыл о моем предложении, есаул, — напомнил Голощеков.

— Никак нет, господин полковник. Благодарю за высокое доверие, но я должен посоветоваться с джигитами…

— Не о юбках ли, мон шер? Так этого добра в любом хуторе хоть отбавляй, — тоном заядлого ловеласа заметил поручик.

— Чем это вам не нравятся казачки? — вспылил вдруг полковник.

И в этой прямо-таки юношеской вспыльчивости, в этой явной издевке Дундич уловил поразительную схожесть собственного взгляда с взглядом русского полковника на донских казачек.

— Пардон, Александр Федорович, — примирительно сказал Баклайский, — казачки — прелесть: бюст — во, талия — во, ниже — во, — начертил он в воздухе фигуру.

— Не знаешь ты казачек, — все больше входил в раж Голощеков. — Кто тебе сказал, что у казачки зад — во, а талия — во? Не повезло тебе, Мишенька. Ты все своих сиволапых Чистопрудных баб подбираешь. А казачка, — чмокнул полковник, — чтоб вы знали молодые люди: казачка, она не идет, она несет себя по земле. Почему? Потому, что ноги у нее длинные, стройные, и это самое место не такое широкое, и талия не такая узкая. В ней все в норме. А то: во, во.

После такой длинной речи во рту Голощекова пересохло. Он, не чокаясь, отпил немного «Донского игристого» и о чем-то задумался. Не решаясь нарушить молчание, Баклайский подмигнул есаулу и кивком пригласил его в большую комнату.

— Теперь это надолго, — доверительно сказал поручик, показывая в сторону полковника. — Тоскует старик по семье. Она у него в Нижнем Чиру.

— Скоро увидит, — тоже тихо сказал Дундич. — Ведь пойдем по его местам.

Нет, пойдем этой стороной Дона. Хорошо бы теперь основательно что-то пожевать. А у этого куркуля вечно одно пойло..

«Кажется, птичка сама просится в силки», — подумал Дундич, а вслух сказал:

— Дорогой Мишель, если мои орлы приобрели барана, то не перекусить ли на воле, у костра? — Дундич предвкушенно цокнул.

— Шашлык по-карски? — просиял Бакланский.

— Что-то в этом роде.

— Приглашайте! — раскинул руки Баклайский, как бы рассчитывая на объятия.

Дундич жестом показал на выход.

— Хорунжий! — окликнул он Негоша с крыльца.

Тот появился из низов, где разведчики с дежурными по штабу после обеда играли в карты.

— Купили барана?

Негош вскинул брови:

— Уже… освежевали, порезали, переложили луком…

— А уксуса добавили? — как заправский гурман поинтересовался Баклайский.

— Самую малость, — вышел из-за Негоша Шишкин.

— Тогда по коням! — сбегая со ступенек, скомандовал поручик.

Негош выразительно глянул на Дундича. Тот подмигнул: все в порядке.

— Куда? — спросил Баклайский, когда группа выехала со двора.

— Куда угодно, — безразлично пожал плечами Дундич. — Вы здесь лучше нас места знаете.

— В займище. Жаль, поварих не прихватили. Впрочем, вечером в церкви подыщем.

Приотстав, беседовали о последних событиях на фронте, об охоте на лосей и диких кабанов, которых развелось в войну больше, чем надо, о великом полководце Деникине, так ловко умеющем ладить и с монархистами, и с конституционными демократами.