|
В-третьих, стержни петушиных перьев были полыми, как то перьям и полагается. А у жабьего пера стержень был плотным, однородным и вроде бы как металлическим. Конечно, можно было бы провести химический или спектральный анализ. Если бы еще я умел это делать! — Одно мне ясно, — задумчиво произнес я, — ни ощипать, ни обрить тебя не получится. Любая бритва затупится, а если ощипать, то ты можешь истечь кровью. Да и больно тебе будет… — Слушай, Кот, — сказала нетерпеливая Лёня, — а если его в мертвую воду окунуть? И под водой ощипать, чтобы кровь сразу останавливалась? — А если он от мертвой воды подохнет? — А мы его сразу же в живую макнем, чтобы ожил! — Э, мы так не договаривались! — заорал Жаб, вырываясь из моих лап и спрыгивая на пол. — Давай мы на Чайнике будем эксперименты производить! А мне еще пожить хочется! Вот она, человеческая (в данном случае жабья) непоследовательность! Не он ли ночью уверял меня, что готов утопиться или повеситься! Бдительный Петух, которого Лёня держала подмышкой (вместо того, чтобы принести два пера, как я просил, она притащила всего Петуха — а вдруг мне еще перья понадобятся? — и Петух был этому совсем не рад), так вот, бдительный Петух попытался вырваться, а когда это не удалось, закукарекал во всю глотку: — Товарищ капитан! Тут эти штатские Жаба топить собрались! Еще один доносчик на нашу голову! На крик прибежал — нет, конечно, не Паук, Домовушка. — Что ж это деется? — всплеснул он лапками. — На миг не можно глаз отвесть — уж опять новые придумки! И опять Кот старатель главный! — Это Петух напутал, по недоумию, — пожал я плечами. — Мы тут думаем, как Жабу помочь… Петух заквохтал, все более ярясь, гребень его налился кровью: он был готов в честном бою доказать мне, кто есть недоумок. Весь этот шум и гам заставили наконец Ратибора оторваться от учебника и подойти поближе. — Ух, ты! — сказал он, хватая жабье перо и взвешивая его на руке. — Да это… Он попробовал стержень пера на зуб. На стержне остались вмятинки. — Про Рыбу Золотое Перо слыхал, — сказал с уважением Ратибор. — А вот Жабу златоперую впервые вижу! Золотое!!! Мы уставились на Жаба. Жаб раздулся. От гордости, наверное. — Так что, — спросил я, — так и оставим? Ты в таком случае завидный жених получаешься. В золотом оперении. В клеточку. Ну, красная клетка — это червонное золото. А вот почему черная? — Ха! — воскликнул Ратибор, — а оно не чисто золотое! Вот смотри — тут серебро, черненое! — он показал мне перо, на котором на черной полоске следов от зубов Ратибора не было. — То есть я так думаю. Для проверки надо бы кислотой капнуть. — Откуда ты это знаешь? Прямо ювелир! — сказала Лёня. С некоторой… ревностью, что ли. — Ну, по необходимости, — ответил Ратибор, слегка зардев. — Чужанин Чужанинович не только магистр, он еще и златодел, золотых дел мастер. А как я у него учеником, то он всему меня и учит. — А в темечко получаешь? — спросил я с неподдельным интересом. — Не, он больше мне по затылку, — Ратибор запунцовился гуще, и уши его стали красными, как ломтики помидоров. — Или за волосы оттаскать… — Ну да, у меня-то шерсть короткая, меня не оттаскаешь, — сказал я, вздохнув. Всюду одно и тоже! Разгул насилия! Но, как любил выражаться Ворон, пора было возвращаться к нашим баранам. |
