|
Ни у кого не оставалось времени предаваться скорби, кроме тети Марии, которая помогла обрядить покойника, а потом села и часами непрерывно плакала по поводу того, что отсутствовала в роковое утро. «Если бы я так не увлеклась чисткой подсвечников, — повторяла она в слезах, — он был бы жив и здоров». Тетю Марию не познакомили с точными обстоятельствами смерти, и о том, что мистер Бейнс умер от недосмотра, ясного представления у нее не было, но, подобно мистеру Кричлоу, она полагала, что во всем мире был лишь один человек, по-настоящему способный ухаживать за мистером Бейнсом. Помимо семьи, мистера Кричлоу и доктора Гарропа, никто не знал, как страдалец завершил свой жизненный путь. Доктор Гарроп, когда его прямо спросили, потребуется ли осмотр трупа, ненадолго задумался, а потом ответил: «Нет» и добавил: «Меньше болтовни, больше толку — запомните мои слова!» Они запомнили. Он был воплощением здравого смысла.
Что же до тетушки Марии, то ее вместе с ее хныканьем выпроводила тетушка Гарриет. Прибытие этой настоящей тетушки из Экса, величественной вдовы внушительных размеров, которую побаивалась даже властная миссис Бейнс, придало событию характер наивысшей торжественности. В спальной мистера Пови миссис Бейнс упала, как ребенок, в объятия тетушки Гарриет и, задыхаясь от рыданий, произнесла: — Если б хоть было что-нибудь другое, а не этот слон! Такова была единственная слабость, допущенная миссис Бейнс за прошедшие и последующие дни. Тетушка Гарриет являла собой неиссякаемый источник точнейших сведений о всех деталях траурной церемонии. И под звуки вопросов, заканчивающихся словом «сестра», и ответов, заканчивающихся тем же словом «сестра», постепенно и успешно завершилась грандиозная и тяжкая подготовка к траурной процедуре. Самой сложной и трудной оказалась проблема туалетов и поминальной трапезы. Но утром в день похорон тетушка Гарриет имела удовольствие созерцать младшую сестру в облаке крепа, тончайшие сборки которого были совершенны. Казалось, тетушка Гарриет, как ветеран, принимает ее, по всей форме, в ряды досточтимой армии вдов. Глядя, как они стоят рядом и обозревают накрываемый в салоне стол для трапезы, нельзя было представить себе, что они лежали вместе на узкой кровати мистера Пови. Из салона они спустились в кухню, где проверили блюда с деликатесами. Лавка, естественно, была в этот день закрыта, но там хлопотал мистер Пови, и после осмотра деликатесов тетушка Гарриет допустила его пред свои светлые очи. Она поднялась из кухни, чтобы поговорить с ним. — Вы приготовили коробки с перчатками? — спросила она. — Да, миссис Мэддек. — Вы не забыли мерку? — Нет, миссис Мэддек. — Вы убедитесь, что потребуются, главным образом, размеры семь и три четверти и восемь. — Да, я это предусмотрел. — Если вы станете за боковой дверью и поставите коробки на фисгармонию, вы сможете задержать каждого из входящих. — Я так и полагал, миссис Мэддек. Она пошла наверх. Миссис Бейнс еще раньше вернулась в салон, она расправляла складки на белой камчатной скатерти и ставила стеклянные вазочки с мармеладом на равном расстоянии друг от друга. — Пойдем, сестра, — сказала миссис Мэддек, — посмотрим последний раз. И они проследовали в спальную-покойницкую, чтобы взглянуть на мистера Бейнса до того, как его навсегда закроет прибитая гвоздями крышка гроба. После смерти он обрел часть былого величия, но даже при этом вид у него был пугающий. Стоя по обе стороны гроба, вдовы склонились над ним и вперили печальный взгляд в это искаженное, измученное лицо, окруженное тщательно подоткнутым белым полотном. — Пойду за Констанцией и Софьей, — со слезами в голосе произнесла миссис Мэддек. |
